Наблюдатель в вертолете увидел бы в свой мощный бинокль, что у выброшенного на берег человека хилый сероватый конский хвост, что его тело пестрит засохшей кровью, одно плечо сильно перебинтовано, а одна рука раздута до размера кэтчерской перчатки, обожженное солнцем лицо ободрано и полосато, а один его глаз покрылся коростой и почернел.

А еще команду бы впечатлило, что, несмотря на тяжелые раны и очевидную боль, этот человек умудрился соорудить устройство, чтобы сигналить самолетам. Команда бы восхитилась тем, как он связал мангровые ветви, чтобы получился длинный шест, а к его концу прикрепил кусок блестящей ткани.

Но на самом деле увидеть потерпевшего крушение было некому. В небе над Перл-Ки на рассвете не было никаких вертолетов – ни в тот день, ни на следующий, ни много дней спустя.

Никто не искал Онуса Гиллеспи, человека, известного как Пухл, потому что никто не знал, что он пропал.

Каждое утро он вставал на самый солнечный пятачок острова и самодельным флагом лихорадочно махал блестящим пятнышкам в синеве – «боингам-727» из Международного аэропорта Майами, «Ф-16»из Бока-Чики, «лирам» из Норт-Палм-Бич, которые пролетали слишком высоко над Флоридским заливом и не могли заметить беднягу.

Наконец кончилось пиво, потом вяленая говядина, потом остатки пресной воды. Немногим позже Пухл лег на жесткий выбеленный песок и больше не шевелился. Тогда пришли грифы, как и обещала эта сучка.

Девять месяцев спустя один браконьер нашел череп, две бедренные кости, ржавый баллончик из-под перечного спрея и кусок непромокаемой парусины. Он был должным образом заинтригован самодельным шестом несчастного и необычным вымпелом, привязанным к нему:

Парой крошечных оранжевых шорт, совсем как у малышек из «Ухарей».

По дороге в Симмонсов лес они туда-сюда переключали радио. Том находил Клэптона, а Джолейн выбирала Бонни Райтт и Натали Коул (аргументируя это тем, что «Лейла» слишком длинная и засчитывается за две песни). Они затеяли спор о гитаристах – этой темы до сих пор не касались. Джолейн с восторгом узнала, что Том включает Роберта Крея в свой личный пантеон, и в награду уступила следующие две песни. Когда они доехали, на всю катушку играл «Удачливый сынок» .

Джолейн выскочила из машины, подбежала к столбу с табличкой о продаже и победоносно выдрала его из земли. Том по одной достал маленьких черепах из аквариума и переложил их в наволочку, у которой неплотно завязал концы.

– Осторожнее, – велела Джолейн.

Тишина, будто в церкви, обняла их, едва они вошли в лес – и они вновь заговорили, только добравшись до протоки. Джолейн села на край отвесного берега. Похлопала по земле и сообщила:

– Ваши места, мистер Кроум.

Солнце почти село, и бледный купол неба над ними залило бледным пурпуром. Воздух был свежим, будто северным. Джолейн указала на пару диких крохалей в воде и крадущегося по берегу енота.

Том наклонился вперед, чтобы разглядеть получше. Лицо его сияло. Он выглядел как мальчишка в огромном музее.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– Я думаю о том, что возможно все. Абсолютно все. Каждый раз так себя здесь ощущаю.

– Так и должно быть.

– И все же, что такое чудо? Все относительно, – заметил он. – Все у людей в голове.

– Или в сердце. Ну, как там мои крошки?

Том заглянул в наволочку:

– Волнуются. Похоже, понимают, что творится.

– Ну, давай подождем, пока мистер Енот не уйдет.

Джолейн улыбнулась про себя и обхватила руками колени. Из-за полосы деревьев, точно асы-истребители, вылетела стая ласточек, хватающих мошкару. Чуть позже Тому определенно послышалось лошадиное ржание, но Джолейн объяснила, что на самом деле это всего лишь сова.