«Король и соловей» — священные слова.

Был «соловьиный храм»,

где всей страны глава

Из дохлых соловьёв святые делал мощи.

Был «Орден Соловья», и «Высшие права»:

На Соловьиные кататься острова

И в соловьиные прогуливаться рощи!

И вдруг, примерно в октябре,

В каком году, не помню точно, —

Со всею челядью, жиревший при дворе,

Заголосил король истошно.

Но обречённого молитвы не спасут!

«Отца отечества» настиг народный суд,

Свой правый приговор постановивший срочно:

«Ты смерти заслужил, и ты умрёшь, король,

Великодушием обласканный народным.

В тюрьме ты будешь жить

и смерти ждать дотоль,

Пока придёт весна на смену дням холодным

И в рощах, средь олив и розовых ветвей,

Защёлкает… священный соловей!»

О время! Сколь ты быстротечно!

Король в тюрьме считал отмеченные дни,

Мечтая, чтоб зима тянулась бесконечно,

И за тюремною стеною вечно, вечно

Вороны каркали одни!

Пусть сырость зимняя,

пусть рядом шип змеиный,

Но только б не весна, не рокот соловьиный!

Пр-роклятье соловьям! Как мог он их любить?!

О, если б вновь себе вернул он власть былую,

Декретом первым же он эту птицу злую

Велел бы начисто, повсюду, истребить!

И острова все срыть! И рощи все срубить!

И «соловьиный храм» —

сжечь, сжечь до основанья,

Чтоб не осталось и названья!

И завещание оставить сыновьям:

«Проклятье соловьям!!»

Вот то-то и оно! Любого взять буржуя —

При песенке моей рабоче-боевой

Не то что петухом, хоть соловьём запой! —

Он скажет, смерть свою в моих призывах чуя:

«Да это ж… волчий вой!»

Рабочие, крестьянские поэты,

Певцы заводов и полей!

Пусть кисло морщатся буржуи… и эстеты:

Для люда бедного вы всех певцов милей,

И ваша красота и сила только в этом.

Живите ленинским заветом!!