— Только за первое, любовь моя, — Хилл привлек её к себе, обнял и баюкал, словно маленькую девочку. — За всё остальное не надо, не стоит…

— Надо. Я знаю, у меня ужасный характер, тебе тяжело пришлось со мной. Я не привыкла сдерживать свои желания… это было жестоко…

— И не надо… мне нравятся твои желания. И можешь звать меня Тигрёнком.

— Я делала тебе больно…

Хилл поцелуем поймал её последнее слово, опрокидывая на кушетку, приник всем телом и выдохнул ей за ухо, зарываясь лицом в черные, пахнущие осенними листьями пряди:

— Если ты имеешь в виду хлыст, то это не больно… — у него кружилась голова от её нежных касаний. — Всё, что ты со мной делаешь, так чудесно…

— Ты шутишь… — она провела по его спине вниз острыми ногтями. — Тебе правда нравится?

— Да. Очень… — его руки теребили и стягивали с неё рубашку.

— Но ты кричал…

— Но кричать можно не только от боли… — Хилл оторвался от её ключицы и взглянул на неё. Лукавые глаза сияли, словно пронизанное солнечными лучами море. — Ведь тебе приятно рисовать на мне узоры, и слизывать кровь, — их дыхание снова смешалось, — мне нравится твое чувство прекрасного, любовь моя.

— У тебя странный вкус, любимый…

— У тебя тоже, родная…

Сплетение юных тел укрывало лишь угасающее мерцание заката за окнами и ощущение дивной гармонии. Слитно трепещущее дыхание, унисон пульса, перемешанные черные и соломенные пряди, тихие стоны и вскрики, вязь нежных слов и ласк создавали уютный кокон, отгородивший их от всего мира.

Они отдыхали в полусне, не размыкая объятий. Гибкая высокая фигура вытянулась, закинув одну руку за голову, другой лаская изящный изгиб узкой спины, черноволосая голова покоилась на смуглой груди, тонкие бледные пальцы поглаживали легкий золотистый пушок на рельефном бедре, беспорядочно скользя по влажной коже.

— Нет, это вы послушайте, дорогой брат! За эти два дня вы должны как угодно раздобыть приглашение! Хоть удавитесь!

— Но, барон, я не смогу! Эти приглашения невозможно даже купить!

— Вы что, не понимаете, что ставите под угрозу весь наш план! Что вы, как маленький, право слово. Вон, поухаживайте за дочкой графа.

— Какой дочкой?

— Да вон той, старшей.

— Этой образиной? Да она меня старше вдвое!

— Вот-вот. А на неё приглашение имеется, на два лица, между прочим.

— Нет, вы шутите. Да надо мной будут смеяться все, кому не лень.

— Это вы думаете, что шутите. Какая разница, кто над кем будет смеяться, если наше дело провалится? Вы поклялись. Извольте теперь делать то, что требуется, а не то, что хочется.

— Барон, зачем так серьезно? Ну, не будет меня…

— Вас не будет в живых, сударь.

— Но… это же…

— Вы, кажется, не понимаете, что мы не можем рисковать. Кто не с нами, тот против нас! Или вы забыли?

— Но я же с вами, с вами… да что вы, в самом-то деле. Ладно, пойду охмурять крысу.

— Никаких крыс. Глядите веселее, сударь. От такой физиономии, как у вас, даже такая красотка, как Дарика, сбежит.

— Барон, я только ради нашего дела иду на такие жертвы!

— Не сомневаюсь, брат мой.