Они подъехали к дому. Поднявшись наверх, Олэн сразу подошел к окну. С деревьев в Булонском лесу облетала листва. Неподалеку от ипподрома служитель сгребал листья в кучу и жег.

Бенедит прижалась к человеку, к которому испытывала еще большую нежность от того, что сейчас он явно страдал.

– У меня отобрали лицензию! Я больше не имею права участвовать в гонках! – внезапно сказал он.

– Но почему? – вырвалось у Бенедит.

– Я убил товарища! – Сам того не осознавая, Олэн кричал. – Хуже того, парня, который полностью мне доверял! На вираже мы сцепились колесами, и его тачка вспыхнула! Представляешь? Взорвалась! – Он беспомощно взмахнул руками и упал в кресло. – Одни угли…

Бенедит села рядом и положила руку ему на плечо.

– Я думаю, с людьми твоей профессии такое порой случается… – мягко заметила она.

Он яростно замотал головой.

– Нет! Только не так!.. Аварию подстроили…

Олэн рассказал об окончании гонок, ни словом не упомянув о тюрьме. В эти минуты он заново переживал тот переломный момент своей жизни. И, несмотря на то, что прошло почти шесть лет, испытывал огромное облегчение. Словно наверстывал упущенное время…

«Если бы мы встретились в Ницце после тюрьмы, я сказал бы ей то же самое», – думал Олэн. Но с тех пор утекло слишком много воды, и это не всегда была вода из кристально чистого источника, окаймленного мхом и белыми голышами.

Как только Олэн умолк, Бенедит взяла его за руку и увела в спальню.

Ей казалось, что это самый лучший ответ на все его сомнения и тревоги. Олэн воспринял ее реакцию как должное, и они в тот раз долго лежали обнявшись, неподвижно вжавшись друг в друга… одно сердце… единое дыхание…

– Ничего, попробуешь заняться чем-нибудь еще, – сказала Бенедит много позже.

На улице было светло, сумерки только начинали сгущаться.

– Чем же? – спросил Олэн.

– Не знаю. Достаточно захотеть. Кто угодно в состоянии начать жизнь заново. Из всех больных, кого я знала, ни одному не удалось вернуться к прежним занятиям…

– Торопиться некуда… Фирма мне неплохо заплатила… Так что могу подождать…

– И потом, тебе больше не понадобится рисковать жизнью… Знаешь, на свете куча людей, которые не лезут на рожон и при этом чувствуют себя отлично, даже великолепно, – пошутила она.

Олэн не ответил. Он задумался, откуда, собственно говоря, у него взялась эта странная тяга к гангстеризму. Легкая жизнь? Да разве ж она легкая? Привычка к опасности? дурные знакомства во время первой отсидки?…

«Тьфу, пропасть! Слишком сложно для меня! – подумал он. – Теперь-то все равно никуда от этого не деться…» – Это странно звучит… но я чувствую, что теперь тебе ничего не угрожает… – продолжала Бенедит. – Конечно, объяснить я бы ничего не смогла… Это как чуть заметное колебание воздуха, аромат, который чувствую я одна… Но знаешь, я очень верю в свою интуицию…

При всем своем чувстве юмора Поль и комиссар Бло не рискнули бы разделить уверенность Бенедит.

Бло допросил Пралине. Убедившись в чистосердечии бродяги, он не стал обвинять его в сообщничестве и передал досье Франсуа Олэна Полю.

– На, я отдаю его тебе. Ты первым его учуял, стало быть, это твой клиент! Надеюсь, парень быстро вернется обратно. У тебя есть какие-нибудь соображения на сей счет? – спросил Бло.