— А смотри, что у меня есть, — показала партизанке кусочек колбасы. — Хочешь? Иди и возьми, — опустилась на краешек дивана, демонстративно помахивая колбаской в воздухе.

Сработало, и кошка мягко спрыгнула со шкафа, а потом крадучись приблизилась к Нике и выхватила колбасу. А вот дальше пришлось действовать быстро. Пока злюка жрала лакомство, Ника принесла из коридора корзину и ловко засунула туда кошку. Осталось зафиксировать крышку и все — заяц в силках. Только никакой Машка не заяц, конечно, как бы мстить не надумала. Но тратить время еще и на эти размышления было некогда. Пора было мчаться на проходную, пока не закончилась смена. А потом начинается ее время, а вернее мамы — ночного сторожа, который внезапно слег с воспалением легких.

— Мам, я побежала. Машка со мной! — крикнула Ника из коридора.

— Дождевик надела?

Само собой, забыла. Схватив длинную непромокаемую накидку с вешалки и подцепив корзинку с рычащей в ней Машкой, Ника покинула квартиру.

Ну и холодрыга! А ведь только середина сентября. Ника застегнула доверху куртку, надела на голову капюшон, а потом то же проделала с дождевиком. Неприкрытыми остались только лицо и руки, но последние она засунула в карманы поглубже. Вернее, одну, в другой держала корзину.

Топать ей предстояло через размытое дождем поле, но ноги надежно защищали высокие резиновые сапоги на толстой байке внутри.

Отвыкла она от сурового Севера за годы жизни в Москве, изнеженной стала. Но ничего — вспомнит быстро. Да уже вспомнила. Все же выросла в самом суровом климатическом уголке нашей страны, с детства закалена ветрами, дождями, снегом и морозами. И преодолеть пару сотен метров по непогоде и бездорожью для нее раз плюнуть. Ведь так?

Ника уговаривала себя, шагая через поле, стараясь не обращать внимания, что в половине седьмого уже темно как ночью, что под ногами чавкает холодная черная жижа, что дождь хлещет в лицо, жаля кожу как рой мелких пчел… Все это ерунда, а маме нужна помощь. И кроме Ники никто ей больше не поможет.

Пока добралась до сторожки, практически окоченела. Нет, все-таки, шесть лет столичной жизни изменили ее сильнее, чем показалось сначала. Ну и к маме она впервые за эти годы приехала в сентябре — самом дождливом тут месяце в году. Да и до этого всего-то раз выбралась, летом. А так, мама к ней приезжала дважды в год — напитаться воздухом цивилизации, как выражалась сама, чтобы привезти его отголоски в их Тмутаракань.

Первым делом Ника выпустила уже орущую Машку. Та выгнула спину, распушила хвост, да как зыркнет на Нику. Ладно хоть не покусала, а сразу же юркнула за шкаф. И все же, с этой зверюгой было как-то спокойнее, чем одной посреди поля, с темнеющими за спиной силуэтами вышек. Ночью они напоминали огромных чудовищ.

Потом Ника сняла дождевик и повесила его сушиться. Отмыла от грязи сапоги и отправила туда же, под дождевик. И лишь потом поставила на плиту чайник, погрев какое-то время над огнем замерзшие пальцы.

Все! Теперь можно спокойно приступать к дежурству.

Дождь перестал, но ветер все продолжал завывать. Наверное, нагонит новую волну осадков, а пока навевал в мысли всякие страшилки.

И как мама только может тут работать? Ведь шесть лет назад она все бросила в городе и согласилась переехать в нефтяной поселок. С тех пор и работала посменно ночным сторожем за довольно приличное вознаграждение. Тут у всех были огромные зарплаты, раз даже сторожа себя обиженными не считали. Но раз уж хозяин всего этого — нефтяной магнат такой щедрый, то почему дороги-то в поселке не сделает нормальными? Сколько можно людям грязь месить?

Чайник закипел, и Ника заварила себе кружку крепкого чая, чтобы не уснуть. Днем поспать не получилось, и сейчас ее немного клонило в сон.

В сторожке имелся и видавший виды телевизор, который она включила, настроив звук погромче.