Сара осмотрела его глазками-бусинками, затем перевела взгляд туда, куда смотрел он. Клочья мокрой шерсти прилипли к его ногам, плавали по поверхности воды. Время от времени одна из женщин приносила ведро мыльной воды и уносила выстиранную шерсть. В целом занятие малопочтенное для настоящего воина.

Если Сара и нахмурилась, Малкольм этого не заметил. Лицо женщины постоянно имело кислое выражение, словно еще в младенчестве она вдохнула противный запах, да так и не сумела забыть его до самой старости.

– Я сварила для тебя цыпленка, Малкольм, – сказала она и указала на покрытую салфеткой миску, стоявшую на возвышении неподалеку. До Малкольма донесся запах варева, и он опять почувствовал приступ тошноты. – Учти, времени у меня совсем нет, полно работы, но я все-таки постаралась для тебя, – произнесла Сара, не замечая, что Малкольм побледнел.

– Спасибо тебе, Сара. – Он еле заставил себя улыбнуться.

Хуже Сары в деревне не готовил никто, но, не желая обидеть, ей никогда не говорили об этом. А Сара была рада накормить всех и каждого, поэтому перед кланом Маклеодов всегда стояла дилемма – то ли съесть, то ли потихоньку выбросить приготовленное ею. Малкольм сейчас был не настолько голоден, чтобы проглотить ее стряпню. Особенно после того, как еще раз вдохнул запах варева.

– Я положила туда картошку и зелень. Хлеб испечь не было времени. Не представляю, как можно успеть сделать все, что делает Джудит, да еще оставаться хорошей женой?

– Уверен, суп очень вкусный, Сара. Спасибо, что вспомнила обо мне.

– Ха! Вспомнила! – отозвалась она, вглядываясь туда, где виднелась фигура Джудит. – Это она мне велела. Сказала, что шерсть прежде всего. Раскомандовалась! А все-таки из нее получилась хорошая жена, точно говорю.

Еще много лет назад Малкольм понял, что самый простой и надежный способ избавиться от Сары – соглашаться со всем, что она говорит. Но сегодня этот способ не сработал. Сара сидела перед ним, не собираясь уходить. А он стоял с закатанными вверх штанинами, обнажив белые ноги, покрытые клочьями прилипшей вонючей овечьей шерсти, и боролся с тошнотворным запахом стряпни Сары.

– В деревне только о ней и говорят, – начала Сара, не сводя глаз с фигуры Джудит. – Упрямая, это точно. Такая же, как хозяин. Работает без продыху. – В ее незлобном ворчании чувствовалась явная похвала. Сара, которая первой ругала Джудит, стала ее яростной защитницей!

В тот далекий день Малкольм и не подозревал, что женил своего хозяина на дьяволе в юбке. Неплохо бы Маклеоду приструнить ее немного. За последние месяцы она стала просто неуправляемой. Сначала переделала загоны, над которыми Малкольм и Алисдер трудились не покладая рук столько времени. Потом выпустила овец свободно пастись, терпеливо объясняя, что они никогда не наберут жира, если не дать им есть вволю. Потом поручила Алексу (тоже нашла кому!) обучать щенят пасти отару. Ничего глупее, чем эти собаки, с лаем бегающие вокруг овец, Малкольм в жизни не видел!

Но и на этом она не успокоилась. А Маклеода нет дома всего лишь месяц.

Она приказала разобрать на дрова старый прядильный станок и купить два новых. Вместе с Мегги она переходила от хижины к хижине, говорила со старухами, рассматривала их старинные веретена, образцы тканей, выясняла рецепты составления красителей для шерсти, которые готовили из мхов, коры ольхи, папоротника, плодов самбука.

Умом тронуться можно от ее вопросов! Да еще эти проклятые слезы, которые не прекращаются с тех пор, как Маклеод уехал сначала в Инвернесс, а потом в Англию. Малкольм за всю свою жизнь не видел, чтобы женщина пролила столько слез. Джудит постоянно пребывала в одном из двух состояний: либо плакала, либо сердилась, а когда сердилась, то отказывалась готовить и изливала свой гнев на того, кто подворачивался под руку, и чаще всего попадался именно Малкольм.