Изменить размер шрифта - +
Она старалась проанализировать каждую деталь, даже самую незначительную на первый взгляд. Недостающие звенья Диана пыталась воссоздать самостоятельно и, если не находила в них смысла, принималась думать заново.

– Я не знала, что она опять начала пить.

– Эми не пьет, по крайней мене не пила до вчерашнего вечера. – Диана скрестила руки на груди и прислонилась к стене. – Там была небольшая бутылка. Если бы она решила покончить с собой, то выпила бы гораздо больше. И если в пузырьке оставалось только пять-шесть таблеток, Эми бы этим не ограничилась.

По лицу Стефани Диана видела, что не убедила ее.

– Эми никогда не останавливалась на полпути, а доводила все до конца. Если бы она решилась на самоубийство, можно не сомневаться, ей бы это удалось.

– Понимаю, тебе хочется найти разумное объяснение всему случившемуся, – мягко заметила Стефани, – но ты пытаешься объяснить логически то, что не поддается логическому осмыслению. Так тебе не удастся ничего добиться. – Она сняла пиджак и положила его на край кровати. – А как восприняли это родители?

Если бы на месте Стефани был кто-то другой, Диана попыталась бы приукрасить правду, но от нее она не захотела ничего скрывать.

– Я просила им передать, но они еще не звонили.

– Мне казалось, что они должны появиться здесь по крайней мере, чтобы пресечь слухи. В больнице до сплетен так же много охотников, как и среди журналистов.

– Возможно, Гленда не смогла их разыскать. – Диана все-таки пыталась найти повод для оправдания. – Я надеялась… – Она умолкла. К чему слова, если им обеим ясно, что Эми безразлична родителям.

– Знаю, что ты имела в виду, – Стефани понимающе взглянула на подругу, – но в обозримом будущем такие надежды вряд ли сбудутся.

– Если бы они хоть один раз поддержали Эми, просто проявили к ней участие, это значило бы для нее так много.

– Пора перестать обманывать себя, да и ее тоже. Из твоих слов я поняла, что родители не стали бы очень убиваться, если бы Эми удалось задуманное.

Диану покоробила жестокая прямота Стефани, но возражать она не стала.

– Они никогда не любили Эми. Для меня так и осталось загадкой, зачем им понадобилось удочерять ее.

– А ты когда-нибудь спрашивала их?

– Нет.

Ее с детства приучили к мысли, что действия и слова родителей не подлежат обсуждению. Как и полагается воспитанным девочкам, Диана верила в то, что ей говорили, и не сомневалась, что родители всегда поступали правильно. Но очень часто Эми засыпала в слезах, и не раз Диана приводила к себе в комнату плачущую сестру, чтобы ее успокоить. В представлении Дианы родители имели причины относиться к Эми с холодным равнодушием и ругали ее для ее же пользы. Их нежелание прощать она объясняла стремлением дать Эми заслуженный урок.

– А тебе не кажется, что пришло время задать им этот вопрос?

– Не знаю, будет ли сейчас от этого польза, – не задумываясь, ответила Диана. Такой ответ сначала укоренили в сознании восприимчивого ребенка, теперь она, уже взрослый человек, тянулась к нему, как к спасительному кругу, движимая инстинктивным желанием любой ценой сохранить мир и согласие или пусть даже хотя бы видимость этого.

– Ты не ответила на мой вопрос. Разве Эми не имеет права знать, зачем ее удочерили?

– Наверное, ты права. Я выберу подходящий момент и обязательно…

– А к чему откладывать? Момент, по-моему, подходящий.

Диана не нашлась что ответить. И в этом Стефани оказалась права. Если не сделать это сейчас, когда в ней горел огонь возмущения, то в другой раз она вряд ли на подобное решится.

Быстрый переход