В пятницу в 19.30 я сижу в местном цирке, с увлечением наблюдая за проделками дрессированных обезьян. Люблю я цирк. За что? Нет, не угадали — за круглую арену, где хорошо видно сидящих напротив зрителей, за обилие народа и не очень глубокую темноту. Я смотрю это порядком надоевшее мне представление уже в третий раз. Я хохочу, словно услышавший голос кормилицы младенец, восторженно колочу ладонью о ладонь и даже о колено ближнего соседа. Но вообще-то смотрю не на обезьян, пусть хоть передохнут все разом, а на противоположные ряды кресел. Ровно через семнадцать минут после начала представления по третьему проходу вниз должен пройти известный мне человек. Пройдет он — контакт состоялся, механизм действия запущен, мосты сожжены. Нет — операция замораживается.

— Ну во-още. Ну эта с бантом… ну дает… — захлебываясь, ору я, разбрызгивая по ближним рядам слюну, изрядно сдобренную дешевым алкоголем. Время — шестнадцать с половиной минут.

Я заливаюсь счастливым смехом, одновременно настороженно замирая внутри.

Семнадцать тридцать, сорок, пятьдесят. Идет! Слава богу! Пятьдесят секунд опоздания я в отчете отмечу — щадить не буду, пусть его потом начальство и в хвост, и в гриву за допущенную непунктуальность. В нашем деле пятьдесят секунд — немалый срок. За него можно и инфаркт схлопотать, и пулю в лоб. Разгильдяи!

Обезьяны завершают выступление. Их сменяют не намного отличные по ловкости гимнасты. Периферия. На слонах я «скисаю» и, громко икая и отрыгивая, покидаю кресло. Согласуясь с правилами, я должен был досидеть до конца представления и покинуть цирк, смешавшись с бодрой толпой зрителей, но, честное слово, сил нет смотреть эту муру в третий раз. Как бы по-настоящему дурно не стало.

Двадцать первое, двадцать второе. Я отслеживаю операцию. Дело раскручивается на удивление гладко. Ревизоры снимают квартиру напротив объекта, то есть дома, где живет местный Резидент. Редкое везение — старый жилец получил новую квартиру, новый еще не въехал и, чтобы иметь дополнительные средства на ремонт, сдал жилплощадь на краткий срок.

Положение идеальное — окна в окна. Два дня бригада вживалась в обстановку, аргументируя свое вселение именно в это время, именно в эту квартиру: каких-нибудь отпускников-геологов перед окружающими корчили или аспирантов, снявших жилье в складчину, а может быть, что-нибудь более экзотическое придумали или просто — один снял, другие незаметно через щели просочились. Их легенда-прикрытие — не моя забота. Моя — внешняя страховка и контроль.

Еще день коллеги вели контрслежку. Вели профессионально, не подкопаешься. Прислали явно не новичков. Если бы я не знал, кого наблюдать и в какое время, вовек бы не догадался, что за дурака валяют эти молодцы. Было даже странно, что на такое рядовое дело снарядили таких профессионалов.

Не ограничиваясь типовой контрслежкой, они развернули электронную: прощупали окрестности на предмет слуховой и радиопеленгации и контрпеленгации. Отсмотрели в приборы ночного наблюдения.

Двадцать третьего приступили непосредственно к работе. Значит, все чисто, ничего не обнаружили. Мои наблюдения также подтвердили абсолютную стерильность объекта и окружающей местности. Сигнал к отмене операции, разрешенный к применению Контролером, в дело не пошел.

Вечером то ли сильный ветер, то ли случайный злоумышленник повалил коллективную антенну. Я не знал методов работы технарей, кто же меня допустит в чужие секреты, и как, если я узнаю то, что знать не должен, они смогут проверить мою работу, когда до меня дойдет очередь, но в случайность не поверил.