Это льстило моему самолюбию. Мне очень нравился Роберт. С другой стороны, меня постоянно преследовал образ Маркуса Мерривэла. Я вспоминала, как он вел себя на пути к границе Франции и Бельгии… по дороге к Кале… и потом в нашей собственной гостиной.

Меня волновало то, что Аннабелинда явно видела во мне соперницу.

Наступило Рождество. Шла война, и люди помнили, что ее обещали кончить к Рождеству, и вот оно, Рождество, а война продолжается.

Мы не добились легкой победы. Через Ла-Манш перевозили раненых, а война все шла и шла.

С самого начала военных действий моя мама энергично занялась благотворительной деятельностью.

В апреле 1915 года у нее родилась идея превратить Марчлэндз в госпиталь. Именье находилось не слишком далеко и от побережья, и от Лондона.

Оно стояло в лесу. Надеялись, что чистый воздух, наполненный хвоей, будет благотворно влиять на выздоровление раненых.

Мама полностью окунулась в хлопоты. Отец всю неделю оставался в Лондоне, но приезжал в Марчлэндз на воскресенье. Были приглашены двое врачей и несколько медсестер. Мы с мисс Каррутерс тоже помогали. Конечно, мы не имели специальных знаний, но в госпитале находилось множество работы, для которой они и не требовались.

Наступил май, когда снова появился Маркус.

Он сопровождал дядю Джеральда, и они оба собирались через несколько дней в Галлиполи, хотя только неделю назад вернулись из Франции.

За обедом дядя Джеральд и Маркус в основном говорили о войне. Дядя Джеральд любил разыгрывать сражения на скатерти, где перечница изображала крепость, а вилки — ружья. Силы противника представляло специально выбранное блюдо.

Мой отец внимательно слушал. Последнее время он был очень занят. В верхах царила тревога.

Оказалось, что войну не так-то легко выиграть, как считали некоторые.

— Вся операция проводится, чтобы помочь русским, — говорил дядя Джеральд. — Именно поэтому мы сражаемся с турками за Дарданеллы.

— Фишер это не одобряет, — сказал отец. — А вы знаете, что он руководит операцией.

— Это плохо, — сказал дядя Джеральд. — Первый лорд Адмиралтейства может наделать ошибок.

— Черчилль считает, что совместные боевые операции Англии и Франции на суше и на море могут заставить Турцию выбыть из игры.

— К этому мы и стремимся.

— Это будет не так, как во Франции, — сказал Маркус. — Нам уже начинает надоедать позиционная война.

— Ужасный способ воевать, — согласился дядя Джеральд. — Мы ведем себя, почти как троглодиты. Избегаем противника вместо того, чтобы вступить с ним в бой.

Потом в гостиной я перекинулась парой слов с Маркусом.

— Когда вы уезжаете? — спросила я.

— В любой момент, когда прикажут. Никогда не знаешь точно.

— Как все неопределенно во время войны!

— Думаю, милая Люсинда, что так бывает даже в мирное время.

— Как, по-вашему, скоро кончится война?

— Начинаешь остерегаться прогнозов. С уверенностью можно сказать только одно. С каждым днем мы становимся старше.

— Вы говорите об этом как о чем-то приятном.

Большинство людей не хотят стареть.

— Это зависит от возраста. Люди капризны, правда? Одни пошли бы на все, чтобы замедлить бег времени, другим хотелось бы ускорить его.

— А в какую категорию попадаете вы?

— Мне хотелось бы, чтобы вы быстро повзрослели на несколько лет, а я остался бы таким, как я есть.

Уже второй раз поднимался вопрос о моем возрасте, сначала Робертом, а теперь Маркусом. Это должно было что-то означать.