- "Не будет!" - ответил старший, и опять оба заржали... Потом они его увели на допрос и через день повесили.
- Вот! - сказал Ланэ и ударил кулаком по креслу. - Вот почему меня бесят так эти импотентные разговоры о Шиллере и Гете! Ведь такой же, точно такой же конец ждет и нас! Придет немецкий офицер и скажет...
- Хорошо, - начал отец, - но что же... И вдруг обернулся.
Сзади стояла мать, держась за портьеру.
- К тебе немецкий офицер, - сказала она, жалко улыбаясь. - Он ждет тебя в кабинете.
Ганка вскочил с места, подбежал к отцу и встал с ним рядом.
- Вот она, - сказал Ланэ, - вот она, эта немецкая петля. И как же она быстро затянулась вокруг шеи!
И растерянно, беспомощно, ничего не понимая, он поднял голову и в упор посмотрел на снегиря.
Но снегирь уже спал, и ничто человеческое не было ему интересно.
Глава вторая
Слова Ланэ о петле, затянувшейся вокруг шеи, имели свой особенный смысл.
Прежде всего надо сказать, что петля эта никак не должна быть понята как метафора.
Нет, была такая петля, и лежала она в нижнем ящике письменного стола, похожая на свернувшуюся ядовитую гадину. К ней и записка была приложена так, чтобы никаких сомнений насчет ее назначения не оставалось. Но опять-таки, чтобы вполне понять, что она обозначала, и то, что произошло дальше, надо начать издалека, с первых годов двадцатого столетия.
Именно в это время, окончив медицинский факультет Гейдельбергского университета, отец поступил судовым доктором на грузовой пароход голландского акционерного общества "Ван Суоотен и Ко".
Случайно я знаю некоторые подробности.
Судно было вместимостью в шесть тысяч тонн, называлось "Афродита Новорожденная", и это совсем не соответствовало ни его виду, ни его назначению.
Начать с того, что это было большое грязное корыто, годное только на слом и на получение страховой премии. Может, на это и рассчитывали его владельцы, посылая эту лохань в такие далекие рейсы. Но судно не тонуло: на нем был старый, опытный капитан, сорок матросов да представитель фирмы, и все они никак не хотели расстаться с жизнью.
А жизнь была у них простая, ясная и не особенно тяжелая.
Пристав к берегу, судно по целым неделям стояло на якоре и ожидало погрузки, а матросы пили джин, сходились с женщинами и резались в карты. Доктору нечего было делать с просмоленными организмами этих морских бродяг.
С утра он брал палку, томик трагедий Сенеки, сачок для бабочек, вешал через плечо ботанизирку и уезжал на берег. Он увлекался в ту пору латинскими стихами, коллекцией экзотических бабочек и составлением гербария ядовитых растений. Его первой научной работой было исследование о растительных ядах Римской империи.
Вот в одну из этих прогулок он и натолкнулся на череп индонезского человека.
Я написал "на череп".
Это не совсем так.
Не череп он нашел, а только часть черепного свода, бурую шершавую окаменелость, с первого взгляда даже не отличимую от валяющейся тут же гальки.
Отец после рассказывал, что он как будто сразу же понял все гигантское значение своей находки.
Запыхавшись, он вбежал в каюту капитана и положил перед ним на стол эту бесценную окаменелость.
- Что это такое? - ошалело спросил капитан и потрогал было кость пальцами. |