– Рей? – воскликнул лейтенант, вглядевшись в путника.

– Как видишь! – усмехнулся барон. – Рад видеть тебя, Тьерри! С чего загородился? Нечистая сила в округе? Или герцогиню женихи одолели? Которую? Правящую или младшую?

– Убрать! – рявкнул Тьерри, указывая на еж. – Немедленно!

– Так это… – смутился стражник. – Приказ. Не велено без въездной.

– Он назвался?

– Какой-то Дуи.

– Десять плетей! – прошипел Тьерри. – И лично прослежу, чтоб палач не щадил. Ты чем слушал на разводе? Барона де Бюи велено впускать незамедлительно, не спрашивая въездной. Забыл?

– Нам что Бюи, что Дуи, – бормотал стражник, оттаскивая еж. – Всех не упомнить. Много их ездит, благородных. За каждого плетей получать? И без того спина порченая. Мало их герцогиня вешала…

К счастью для Жака, его не слышали. Лейтенант и соскочивший на мостовую барон обнимались и хлопали друг друга по спинам. Люк, оставшийся в седле, смотрел на это с невозмутимым видом.

– Пять лет! – воскликнул Тьерри, отступая. – А будто бы вчера. Ты изменился.

– Ты тоже не помолодел! – подыграл Рей. – Что тут у вас? Война?

– Потом! – ответил приятель, оглядываясь на стража. – Это кто? – Он указал на меррийца.

– Оруженосец. Его зовут Люк.

– Узнаю Рея! – захохотал Тьерри. – Взять в шевалье меррийца!

– Можешь испытать его в поединке, – предложил барон. – Но учти, я поставлю на Люка!

– Будет тебе! – отмахнулся приятель. – Проголодался? Я угощаю. У дядюшки Огюста сегодня копченые ребрышки.

– Жив еще? – оживился Рей.

– Эту крысу уморишь! – хмыкнул Тьерри.

Сказав что-то хмурому Жаку, лейтенант вскочил в седло, и все трое втянулись в раскрытые ворота. Ехать пришлось недалеко. В квартале от городских стен, на углу двух улиц, стояло двухэтажное здание, сложенное из блоков известняка. Время покрыло их пылью, балки черепичной крыши потемнели, но постоялый двор от этого приобрел только солидность. На вывеске, приколоченной над дверями, был намалеван поросенок, исходящий жиром на вертеле. Краски поблекли, но поросенок по-прежнему выглядел аппетитно. Надпись на общеимперском сообщала: «Дядюшка Огюст. Кормим вкусно, стелем мягко!»

Поручив конюху лошадей, путники шагнули в полумрак харчевни. Несмотря на полуденный час, посетителей было на удивление мало. За стойкой у входа торчало лицо старика. Годы сделали его похожим на деревянную статую, потемневшую и покрытую трещинами. Завидев гостей, дядюшка Огюст, а это был он, осклабился, показав беззубые десны, и взмахом руки подозвал слугу. Тот подлетел и проводил гостей в зал для благородной публики. Люк, не желая мешать приятелям, остался в общем. Тьерри выбрал стол, и они сели.

– Вина! – приказал лейтенант. – Самого лучшего. Поросятину с хреном и ребрышки. Двойную порцию. Мигом!

Слуга словно испарился.

– Пахнет, как прежде! – заметил Рей, принюхиваясь. – Копченая свинина, майоран, базилик… И свежий хлеб, конечно.

– Хоть что-то не меняется! – буркнул Тьерри.

Барон хотел его о чем-то спросить, но в этот момент явился слуга. Сгрузив на стол кувшин с вином, кубки и блюдо, исходящее паром, он разложил ломти свежеиспеченного хлеба, сбросив на них куски поросятины. Приятели подождали, пока слуга наполнит кубки, сдвинули их, выпили и набросились за еду.