|
Приятели подождали, пока слуга наполнит кубки, сдвинули их, выпили и набросились за еду. Поросятина оказалась чудо как хороша. Парная, в меру подсоленная и острая, она услаждала рот и приятным грузом спускалась в желудок. Расправившись с ней, едоки вытерли руки хлебом и потянулись к ребрышкам. Пряное, пахнущее дымком мясо легко отделялось от косточек и, перемалываемое молодыми зубами, устремлялось в желудки, орошаемое водопадами вина. Время не имело власти над дядюшкой Огюстом: в харчевне готовили так же вкусно, как и много лет назад. Покончив с ребрышками, приятели, не сговариваясь, рыгнули и приложились к кубкам.
– Ты запоздал, – начал лейтенант. – Ждали раньше. – В Дурге чума, – отозвался Рей, ставя кубок. – Пришлось объезжать. Это лишние два дня. – Чума? – удивился Тьерри. – Не слышал. – Может, и не чума, – не стал спорить барон. – Но патрули заворачивают путников. Что происходит? Заставы на дорогах, виселицы с благородными, въездные грамоты, ежи… – Раскрыли заговор. – Против кого? – Правящей герцогини. – С чего бы это? – удивился Рей. – Через месяц дочь герцога станет совершеннолетней, и регентша отправится на покой. Кому это нужно? – Не знаю! – насупился лейтенант. – Объявили: был заговор. После чего повесили графа Эно и двух его слуг. Рей присвистнул. – Вот именно! – подтвердил Тьерри. – Зачем богатейшему вельможе герцогства лезть в политику? Кроме девок и жратвы, его ничего не интересовало – об этом весь Бар знал. Ничего не понимаю, Рей! Эти заговоры, закрытые въезд и выезд… Люди боятся выходить из домов, рынки пустуют, купцы нас объезжают. В это время у дядюшки Огюста обычно не протолкнуться, а сегодня, ты сам видел, – пусто. Что-то назревает, только я не знаю, что. Да и кто скажет? Я всего лишь лейтенант стражи, такой же, как и пять лет назад. – Почему не вырос? – спросил Рей. – Провинился? – Если бы! Жилы тянул. За пять лет хоть бы деревню пожаловали! Знаешь, сколько земель за это время раздали? И все – худородным. Провинциальные шевалье, у которых и коня-то доброго не было, превратились в баронов и виконтов. А мне, барону Д’Эмбрезу в шестнадцатом колене – ничего! Почему такая несправедливость? Их деды копались в навозе… – Мой тоже, – сказал Рей. Тьерри смутился. – Прости! Я не имел в виду тебя. – Отчего же? – пожал плечами Рей. – Дед мой был простым вилланом, отец – мечником у маршала Родгера. Отец получил баронство после того, как маршал стал герцогом. – Его пожаловал сам Родгер! За храбрость! А эта шлюха!.. Лейтенант осекся и огляделся. На половине для благородных, кроме них, никого не было. – Говорят, – продолжил Тьерри, понизив голос, – она раздает титулы тем, кто ублажит ее в постели. Представляешь? Барон пожал плечами. – А я тяну лямку в своей страже… – Отчего не в постели? – Рей окинул приятеля веселым взглядом. – Ты молод и хорош собой… Рискни! – Ну тебя! – обиделся Тьерри. Они помолчали. – Как жена? – спросил Тьерри. – Здорова? – Умерла, – сказал Рей тусклым голосом. – Давно? – удивился лейтенант. – Весной. «Болела?» – хотел спросить Тьерри, но, споткнувшись о взгляд приятеля, не решился. |
