| 
                                     Метание перешло в возмущение, в непримиримый протест.
 Обуревамая всем этим, я улеглась в постель. И вдруг увидела, как мама, наоборот, свою постель покинула — и достала из аптечки те лекарства, которые принимала в самых исключительных случаях. 
Она переживала не столько поражения дочери, сколько м о ю реакцию на них. 
В ту ночь я приняла твердое решение быть бездетной: что если мне достанется такая, как я? 
Нет уж, хватит с меня поражений! 
Школьниками в те времена становились не в шестилетнем, а в семилетнем возрасте. Мне уже пошел восьмой год, а тёзка была на полгода меня моложе. «Могла бы уважать старших!» — хотелось одернуть ее. 
… С тех пор позади остались не месяцы, а восемнадцать с лишнем лет. На таком возрастном расстоянии я, повторюсь, наверное, несколько переиначиваю, овзрасляю фразы и рассуждения детсадовской поры. Но факты и смысл происходившего остаются прежними. Стараюсь воспроизвести, детализировать дорогу к бедствию своему такой, какой та дорога была. 
Прощаясь со всеми, переходившими в ранг школьников, «главная воспитательница» пожелала больших достижений, «фундамент которых заложил детский сад». И напоследок непонятно зачем известила каким гороскопным знаком каждый из нас является. Она именовала их «знаками зодиака». 
Полагаю, «главная» пришла к мнению, что мы уже дозрели до того, чтобы и это про себя ведать. 
Без промедления выяснилось, что я по гороскопному знаку — рыба. Ничего лучшего я не ждала. Несколько озадачило, что, будучи рыбой, я не умела плавать… 
После того, как меня, не плавающую, погрузили без моего согласия в реку, или в море, а то, может, и в океан, осталось напряженно ждать кем окажется тёзка. Не было никаких сомнений: ее знак будет несравненно предпочтительней моего. Но что до такой степени предпочтительнейней… «Главная» провозгласила мою соперницу львом, а точней, львицей. Львица, как она сообщила, принадлежит к «знаку» огненному. 
«Как бы мне в ее огне не сгореть!» — придумала я высопарную фразу, чтобы принять противопожарные меры. Хотя находиться в воде для рыбы вполне противопожарно… 
Тёзка, по традиции, меня обогнала. И, по традиции же, сделала вид, что вовсе не гордится своим львиным происхождением. И что царицей зверей — а тем паче людей! — себя вовсе не ощущает. 
— Почему люди принадлежат к «знакам» животного мира? — спросила я маму, рассказывая ей о том, как проводила нас «главная». — Рыбу можно поймать, поджарить и съесть. А попробуй поступить так со львицей! 
Мама принялась расспрашивать, что именно меня не устраивает и стала умиротворять: 
— Рыбы бывают разные! Вспомни, к примеру, про Золотую рыбку! 
Мама, жалея меня, свою болезнь и свою боль по возможности скрывала. А я свою, взбалмашную, чересчур преждевременную, досрочную, прятать от мамы даже не пробовала. Я виделась себе не Золотой рыбкой, а неудачницей, сидящей возле разбитого корыта. Я ничем не могла помочь ни другим, ни самой себе. 
В школу я пошла до обидности рядовую, обыкновенную, а тёзка, естественно, в музыкальную школу «для особо одаренных детей». В ту самую, где преподавала моя мама. (Я все больше начинала верить в судьбу!). Но вместе со мной в обыкновенной школе очутился необыкновенный Лион. 
Впервые я тёзку свою обошла. Что-то у нее выиграла! 
… Однажды, когда я училась уже в третьем классе, мама сказала: 
— Должна успеть поставить тебя на ноги. — Но произнося это, мама смотрела не на мои ноги, а на мои руки. — У тебя пальцы, созданные для клавиш! И безупречный слух. 
— Слух есть у всех. Кроме глухих… 
— Меня радует твой музыкальный слух.                                                                      |