Снова гулко заскрипела конструкция и мы поползли вверх. Замерли. Снизу по-марсиански завыло. Мыслей в голове — ноль. Полнейшая пустота. Тишина, драматическая, пауза.

И тут нами долбанули вверх. На американских горках я удержался, не заорал. Тут тоже не заорал. Не смог. Из меня вырвался какой-то утробный стон, который, по идее, человеческие связки произвести не могли.

В верхней точке мы остановились, но не сами по себе. Так, во всяком случае, мне ощущалось. Нас тормозили. Вокруг пустота, обозреваю город, причем, вижу его крайне хорошо. Не только потому что высоко, а в основном, потому что глаза по блюдцу. В это время кресло начинает тормозить. Понимаю, что меня это не останавливает. Я продолжаю стремиться вверх. В небытие. Я так глаза не выпучивал даже, когда меня лично директор гимназии поймал впервые с сигаретой в зубах за углом родной школы.

Невесомость. Потом падение вниз. Но не до конца, до половины примерно. Снова вверх. Тут нас ловят и опять останавливают. Подтягивают к самому верху. Пауза. Снизу раздается марсианский рев. Потом тишина. За спиной что-то зловеще пощелкивает. Обозреваю город, пытаюсь не выронить глаза. Высота примерно с двадцати пяти этажный дом. Болтаю ножками в полной пустоте, думаю о вечном. Причем это вечное в тот момент казалось мне удивительно близким. Херакс! Полетели вниз.

В общем, этот странный, ни на что не похожий звук, я без перерыва издавал до самого финиша.

Что удивительно, с кресла слез сам. Хотя, не был уверен, что вообще смогу двигаться. Постоял. Покурил.

Отошли от аттракциона подальше. Решил, мне срочно надо пописать. Странно, что оно все осталось во мне. Более-менее собрал себя в кучку. Просто, для понимания, когда людям страшно, они визжат. На «Свободном падении» никто не визжал. Все коллективно рыдали, в голос, с завываниями, на весь парк. Я этот звук не возьмусь передать, аналогов не существует. Протяжный и очень громкий взрыд с всхлипыванием, многократно и долго. Совсем не визг, нет.

Я посмотрел на барышню. Очень внимательно. Она была счастлива. Ровно две минуты. Пока я не сказал, что наша встреча была ошибкой и вообще, мне кажется, она достойна большего. Все-таки женщину надо бросать так, чтоб у нее не осталось чувство вины. Не мог я озвучить ей правду. Секс с феей теперь невозможен по причине того, что каждый раз, глядя на эту особу, я буду издавать тот самый звук и пытаться ухватиться за любую перекладину. Рефлекс, чтоб его.

И вот после столь ярких воспоминаний, которые сидели во мне крепко, несмотря на достаточно много лет, прошедших с той истории, несмотря на армию, пережитую мной в теле Соколова, я добровольно топал теперь на это дурацкое колесо обозрения. Хотя когда-то дал себе зарок. Никаких аттракционов! Даже если мне взамен будут обещать все блага мира. Успокаивало только то, что реально в союзе не было аттракционов, подобных тем, которые однажды сильно разнообразили мою жизнь. Еще упорно хватался за мысль, мол, так надо. Я ведь сейчас это сделаю ради общего дела. Нашего с Мажором. А оно у нас одно. Вернуться в свое время и в свое тело.

Все было нормально, пока мы не уселись в кабинки. Кабинки… Что ж я так пафосно. Люльки какие-то. Открытые, с очень ненадежными на вид приспособлениями для безопасности пассажиров.

Матвей Егорыч заявил, мол, Андрюха — здоровый бугай и займет половину кабинки, что, в принципе, оказалось не очень далеко от истины. Поэтому дед резво забрался ко мне и пристегнулся. В некотором роде это даже успокаивало. Хотя бы нас двое. И рядом не барышня, поэтому можно хоть орать, хоть обоссаться. Главное — разыскать внизу мажора и следить за ним.

Колесо заскрежетало и мы медленно поползли вверх. Как только чуть поднялись над верхушками деревьев, я принялся крутить башкой, соображая, где этот дворец спорта.

Его на самом деле было видно. Но, что ожидаемо, видно хреново. Я с трудом смог разглядеть и узнать Жорика.