Застегнув балахон у шеи на единственную сломанную пуговицу, Максим
подошел к столу и поковырял завтрак двузубой вилкой. Произошел обычный
диалог:
- Не хочу. Не надо.
- Надо. Еда. Завтрак.
- Не хочу завтрак. Невкусно.
- Надо завтрак. Вкусно.
- Рыба, - сказал ей Максим проникновенно. - Жестокий вы человек.
Попади вы ко мне на Землю, я бы вдребезги разбился, но нашел бы вам еду по
вкусу.
- Не понимаю, - с сожалением сказала она. - Что такое "рыба"?
С отвращением жуя жирный кусок, Максим взял бумагу и изобразил леща
анфас. Она внимательно изучила рисунок и положила в карман халата. Все
рисунки, которые делал Максим, она забирала и куда-то уносила. Максим
рисовал много, охотно и с удовольствием: в свободное время и по ночам,
когда не спалось, делать здесь было совершенно нечего. Он рисовал животных
и людей, чертил таблицы и диаграммы, воспроизводил анатомические разрезы.
Он изображал профессора Мегу похожим на бегемота и бегемотов, похожих на
профессора Мегу, он вычерчивал универсальные таблицы линкоса, схемы машин
и диаграммы исторических последовательностей, он изводил массу бумаги, и
все это исчезало в кармане Рыбы без всяких видимых последствий для
процедуры контакта. У профессора Мегу, он же Бегемот, была своя метода, и
он не намеревался от нее отказываться.
Универсальная таблица линкоса, с изучением которой должен начинаться
любой контакт, Бегемота совершенно не интересовала. Местному языку
пришельца обучала только Рыба, да и то лишь для удобства общения, чтобы
закрывал окно и не ходил без балахона. Эксперты к контакту не привлекались
вовсе. Максимом занимался Бегемот и только Бегемот.
Правда, в его распоряжении находилось довольно мощное средство
исследования - ментоскопическая техника, и Максим проводил в стендовом
кресле по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Причем ментоскоп у
Бегемота был хорош. Он позволял довольно глубоко проникать в воспоминания
и обладал весьма высокой разрешающей способностью. Располагая такой
машиной, можно было, пожалуй, обойтись и без знания языка. Но Бегемот
пользовался ментоскопом как-то странно. Свои ментограммы он отказывался
демонстрировать категорически и даже с некоторым негодованием, а к
ментограммам Максима относился своеобразно. Максим специально разработал
целую программу воспоминаний, которые должны были дать аборигенам
достаточно полное представление о социальной, экономической и культурной
жизни Земли. Однако ментограммы такого рода не вызывали у Бегемота
никакого энтузиазма. Бегемот кривил физиономию, мычал, отходил, принимался
звонить по телефону или, усевшись за стол, начинал нудно пилить
ассистента, часто повторяя при этом сочное словечко "массаракш". |