Изменить размер шрифта - +

     Застегнув балахон у шеи на единственную  сломанную  пуговицу,  Максим
подошел к столу и поковырял завтрак  двузубой  вилкой.  Произошел  обычный
диалог:
     - Не хочу. Не надо.
     - Надо. Еда. Завтрак.
     - Не хочу завтрак. Невкусно.
     - Надо завтрак. Вкусно.
     - Рыба, - сказал ей Максим  проникновенно.  -  Жестокий  вы  человек.
Попади вы ко мне на Землю, я бы вдребезги разбился, но нашел бы вам еду по
вкусу.
     - Не понимаю, - с сожалением сказала она. - Что такое "рыба"?
     С отвращением жуя жирный кусок, Максим взял бумагу и  изобразил  леща
анфас. Она внимательно изучила рисунок и положила  в  карман  халата.  Все
рисунки, которые делал Максим, она  забирала  и  куда-то  уносила.  Максим
рисовал много, охотно и с удовольствием: в свободное  время  и  по  ночам,
когда не спалось, делать здесь было совершенно нечего. Он рисовал животных
и людей, чертил таблицы и диаграммы, воспроизводил анатомические  разрезы.
Он изображал профессора Мегу похожим на бегемота и бегемотов,  похожих  на
профессора Мегу, он вычерчивал универсальные таблицы линкоса, схемы  машин
и диаграммы исторических последовательностей, он изводил массу  бумаги,  и
все это исчезало  в  кармане  Рыбы  без  всяких  видимых  последствий  для
процедуры контакта. У профессора Мегу, он же Бегемот, была своя метода,  и
он не намеревался от нее отказываться.
     Универсальная таблица линкоса, с изучением которой должен  начинаться
любой  контакт,  Бегемота  совершенно  не  интересовала.  Местному   языку
пришельца обучала только Рыба, да и то лишь для  удобства  общения,  чтобы
закрывал окно и не ходил без балахона. Эксперты к контакту не привлекались
вовсе. Максимом занимался Бегемот и только Бегемот.
     Правда,  в  его  распоряжении  находилось  довольно  мощное  средство
исследования - ментоскопическая техника, и  Максим  проводил  в  стендовом
кресле по четырнадцать-шестнадцать  часов  в  сутки.  Причем  ментоскоп  у
Бегемота был хорош. Он позволял довольно глубоко проникать в  воспоминания
и  обладал  весьма  высокой  разрешающей  способностью.  Располагая  такой
машиной, можно было, пожалуй, обойтись и  без  знания  языка.  Но  Бегемот
пользовался ментоскопом как-то странно. Свои  ментограммы  он  отказывался
демонстрировать  категорически  и  даже  с  некоторым  негодованием,  а  к
ментограммам Максима относился своеобразно. Максим  специально  разработал
целую  программу  воспоминаний,  которые  должны  были   дать   аборигенам
достаточно полное представление о социальной, экономической  и  культурной
жизни Земли.  Однако  ментограммы  такого  рода  не  вызывали  у  Бегемота
никакого энтузиазма. Бегемот кривил физиономию, мычал, отходил, принимался
звонить  по  телефону  или,  усевшись  за  стол,  начинал   нудно   пилить
ассистента, часто повторяя при  этом  сочное  словечко  "массаракш".
Быстрый переход