Зато
когда на экране Максим взрывал на воздух ледяную скалу, придавившую
корабль, или скорчером разносил в клочья панцирного волка, или отнимал
экспресс-лабораторию у гигантского глупого псевдо -спрута, Бегемота было
за уши не оттянуть от ментоскопа. Он тихо взвизгивал, радостно хлопал себя
ладонями по лысине и грозно орал на изнуренного ассистента, следящего за
записью изображения. Зрелище хромосферного протуберанца вызвало у
профессора такой восторг, словно он никогда в жизни не видел ничего
подобного, и очень нравились ему любовные сцены, заимствованные Максимом
главным образом из кинофильмов специально для того, чтобы дать аборигенам
какое-то представление об эмоциональной жизни человечества.
Такое нелепое отношение к материалу наводило Максима на печальные
размышления. Создавалось впечатление, что Бегемот никакой не профессор, а
просто инженер-ментоскопист, готовящий материал для подлинной комиссии по
контакту, с которой Максиму предстоит еще встретиться, а когда это
случиться - неизвестно. Тогда получалось, что Бегемот - личность довольно
примитивная, вроде мальчишки, которого в "Войне и мире" интересуют только
батальные сцены. Это обижало: Максим представлял Землю и - честное слово!
- имел основания рассчитывать на более серьезного партнера по контакту.
Правда, можно было предположить, что этот мир расположен на
перекрестке неведомых межзвездных трасс, и пришельцы здесь не редкость. До
такой степени не редкость, что ради каждого вновь прибывшего здесь уже не
создают специальных авторитетных комиссий, а просто выкачивают из него
наиболее эффектную информацию и этим ограничиваются. За такое
предположение говорила оперативность, с которой люди со светлыми
пуговицами, явно не специалисты, разобрались в ситуации и без всяких ахов
и охов направили пришельца прямо по назначению. А может быть, какие-нибудь
негуманоиды, побывавшие здесь раньше, оставили по себе настолько дурное
воспоминание, что теперь аборигены относятся ко всему инопланетному с
определенным недоверием, и тогда вся возня, которую разводит вокруг
ментоскопа профессор Бегемот, есть только видимость контакта, оттяжка
времени, пока некие высокие инстанции решают мою судьбу.
Так или иначе, а дело мое дрянь, решил Максим, давясь последним
куском. Надо скорее учить язык, и тогда все выясниться...
- Хорошо, - сказала Рыба, забирая у него тарелку. - Идем.
Максим вздохнул и поднялся. Они вышли в коридор. Коридор был длинный,
грязно-голубой, справа и слева тянулись ряды закрытых дверей, точно таких
же, как дверь в комнату Максима. Максим никогда здесь никого не встречал,
но раза два слышал из-за дверей какие-то странные возбужденные голоса.
Возможно, там тоже содержались пришельцы, ожидающие решения своей судьбы.
Рыба шла впереди широким мужским шагом, прямая, как палка, и Максиму
вдруг стало очень жалко ее. |