— Будьте осторожны, — сказала Джен.

— Будем, — ответила я. Я уже не могла на них злиться. Их мир разваливался на куски, и они это знали. — Квентин, идем.

Мы вышли вдвоем в прохладную ночь, и дверь за нами затворилась. На полпути к машине Квентин сказал:

— Тоби?

— Да?

— Мы вернемся?

— Да. У нас там есть работа. Ты как, нормально держишься?

— Я боюсь, — сказал он с таким видом, как будто ждал, что я сейчас на него за это наору.

Но я покачала головой.

— И я тоже, Квентин. Поверь, я тоже.

Глава 12

Когда мы ворвались в вестибюль, портье сжался от ужаса. Квентин смастерил себе человеческую маскировку за время поездки от Эй-Эль-Эйч, а я налепила свою уже на парковке. Держалась она так себе, но мне было все равно. Лишь бы дойти до номера, взять, что нужно, и вернуться, не попав на страницы желтой прессы. Тюленью шкуру я перекинула через руку, наведя маскировку, чтобы она выглядела, как грязноватое полотенце. Я хотела по возможности уберечь ее и, когда все кончится, передать семье Колина — если, конечно, мы останемся живы.

Как оказалось, мы могли бы обойтись и без иллюзий: увидел нас только портье — бледный, нервный тип, никогда не сумевший бы опознать нашу истинную сущность; дитя современного мира, выросшее в уверенности, что фейри — нежные создания, одетые в лепестки цветов и купающиеся в лунных лучах. Увидь он нас без маскировки, решил бы, что подросток увлекается игрой в «Стар Трек», а страдающая ПМС дылда косплеит фею Динь-Динь, и даже не понял бы, почему ему хочется убежать отсюда. Когда мы проходили мимо, я взглянула на него, и он вздрогнул. Я отвернулась и покачала головой. Все как всегда, и лучше никогда не станет.

Что бы там ни говорили чистокровки, люди не идиоты, они всего лишь слепы, и порой это хуже, чем идиотизм. Они вкладывают свой страх в сказки и песни, чтобы не забывать о нем.

В ущелья, к вершинам скал.

Никто у нас не пойдет:

Там высоко в горах

Эльфов народ живет.

Мы дали им множество причин ненавидеть нас, но даже при том, что все они уже почти забыты, даже при том, что люди помнят лишь то, что мы были прекрасны, а не то, почему они нас боялись, страх возникает раньше, чем все остальное. Недаром были времена, когда нас сжигали на кострах, недаром до сих пор живут сказки о волшебном народе. И недаром мир людей не желает видеть возврата прежних дней.

Как не желают этого фейри, и я в том числе. В те дни не нужны были подменыши, соединяющие собой два мира — дети магии властвовали над ночью и думали, что будут жить вечно. Этому пришел конец, не мог не прийти, но они тогда об этом не знали. Время сделало фейри слабыми, а людей сильными, потому-то теперь такие, как я, и могут существовать. Фейри наконец стали достаточно слабы, чтобы нуждаться в нас. Так что нет, я не хочу возврата темных времен, я не хочу ни властвовать над ночью, ни ежиться от страха перед темнотой — а для меня были бы возможны лишь эти два варианта. И все-таки порой мне хочется сбросить иллюзию и сказать: «Смотрите, я человеческое существо, как и вы. Пожалуйста, давайте больше не будем прятаться друг от друга. Нам и без этого найдется чем заняться».

Мне хочется. Но я никогда этого не сделаю.