Изменить размер шрифта - +

   — Как вы думаете, мне удастся встретиться с ним сегодня?
   Кришна не улыбнулся.
   — Адамс живет в Дели, и ему хронически не хватает денег. Если вы скажете, что хотите организовать экспедицию в Пемако, и хорошо заплатите, он с удовольствием с вами встретится.
 
 
   
    14
   
   — Ешь! Не бойся, это вегетарианское. Я тоже вегетарианец. Надеюсь, китайская еда тебе понравится.
   Полковник Жень сидел на стуле с высокой спинкой за одним из длинных библиотечных столов. Он дружески улыбался, бегло разговаривая по-тибетски. Напротив него в чистой и сухой оранжевой тоге сидел монах Дорджен Трунгпа. Его ссадины и кровоподтеки заботливо обработали, кровь с ушей и носа смыли, но он по-прежнему был охвачен подозрениями и страхом.
   Полковник сделал большой глоток воды, не сводя глаз с монаха. На столе перед ними были расставлены тарелки с кушаньями, которые приготовил в монастырской кухне повар полковник. Стараясь говорить деликатно, полковник сказал:
   — Я искренне скорблю о том, что произошло здесь сегодня. И очень сожалею, что опоздал буквально на несколько минут.
   Дорджен Трунгпа смотрел на тарелки с едой. Полковник с улыбкой обратился к нему:
   — Ну же, угощайся! Ты наверняка голоден. Здесь нет никакого подвоха. Пожалуйста, поешь. Прошу тебя. Ради твоего же блага.
   На миг задержав на полковнике взгляд, монах зачерпнул ложку и с жадностью проглотил. Потом еще раз. После чего принялся есть не отрываясь; он был очень голоден.
   Полковник наблюдал за молодым монахом, не упуская ни единого движения. Решив, что подходящий момент настал, он заговорил вновь:
   — Когда я был мальчишкой, мой дедушка, занимавший высокий пост в компартии, взял меня с собой в горы Чонгшан, что на юге. В давние времена там жили даосские поэты. Китай был краем мудрости, пока ее не уничтожил коммунизм.
   Юноша перестал жевать. Он с удивлением слушал полковника.
   — Необыкновенно красивое место, — рассказывал Жень. — Белые облака клубятся вокруг горных вершин, долины затканы пеленой дождя. Стоят крохотные домишки дровосеков, единственных обитателей тех мест, и отдаленный звук топора эхом разносится по горам. Единственный звук цивилизации…
   Полковник ненадолго мечтательно умолк, потом заговорил вновь:
   — Тропы старых поэтов ведут через длинные ущелья, заваленные каменистыми осыпями и валунами. Между ними с грохотом несутся бурные реки, а обрывистые, поросшие травой склоны припорошены дымкой тумана. Камни облеплены мохом, сосны вкрадчиво шелестят хвоей, и слышно, как с иголок падают капли влаги. Тропы петляют в зарослях вьющихся растений и через скалистые пещеры ведут к потайным хижинам глубоко в горах, где белые снега встречаются с белыми облаками, — в иной мир. — Полковник Жень перешел на торопливый шепот, словно боялся, что его услышит ординарец. — Много дней мы шли по этим чудесным местам, пока не остановились перед разрушенным храмом. Там мы стояли лагерем семь дней, и мой дедушка говорил со мной о мире, о Китае, о нашем прошлом. О том, о чем нельзя было говорить в Пекине. О запретном. Он поведал мне о даосизме, об алхимии, о Пути. Отец мой происходил из аристократической семьи. Наши предки были землевладельцами и поэтами, они служили при императорском дворе. После культурной революции председателя Мао у них все отобрали. Кого-то убили, кого-то сослали на сельхозработы. Дедушка выжил, вступил в коммунистическую партию и отрекся от прошлого. Он дослужился до высокого руководящего чина в Пекине, но в сердце своем никогда не отрекался от Пути.
Быстрый переход