Это было страшное и грозное наследие, с которым молодой король вел постоянную борьбу в своем сердце, разуме и желудке. В глубине души Сорен надеялся, что Корин никогда не найдет себе подругу и не передаст потомству свою дурную кровь.
С недавних пор Сорен вновь стал тревожиться за своего племянника. Он и сам не понимал, откуда исходит эта тревога. У них и раньше бывали плохие времена, взять хотя бы эпоху так называемого Золотого Древа, но сейчас все было позади, уголь был надежно спрятан в кузнице Бубо, однако после того, как на острове появился этот загадочный Стрига, Корин стал вести себя очень странно. Сорен знал, что его племянника все время преследуют мысли о Нире. К сожалению, после битвы в Серединном царстве ее тело так и не было найдено, но Сорен подозревал, что даже если бы смерть злодейки была подтверждена со всей определенностью, это ничуть не умерило бы страхи молодого короля.
Подняв голову, Сорен окинул взглядом бескрайнее темно-синее небо и заставил себя выкинуть из сознания тревожные мысли. Ьму очень не нравилась вся эта странная история с Праздником урожая. Вероятно, следовало бы поговорить с племянником пожестче. Ладно, теперь уже все равно поздно. Что сделано, то сделано, а их ждет увлекательная научная экспедиция!
— Чувствуешь? — спросила Гильфи, когда они подлетели к границе между Темным лесом и Серебристой мглой. Остальным совам потребовалось какое-то время, чтобы принюхаться, но в конце концов они тоже почувствовали запах гари.
— Это не лесной пожар, — заметил Сорен. — Сейчас для них не время.
— И запах не такой, как от горелой древесины, — согласилась Гильфи.
Тогда Сорен, отличавшийся самым совершенным слухом, стал изгибать свой лицевой диск, чтобы уловить все доносящиеся снизу звуки.
— Я не слышу треска живицы, — сообщил он.
Дело в том, что хвойные деревья и клены, в изобилии растущие в этих краях, особенно богаты древесным соком, или живицей. Во время пожара соки в горящем дереве нагреваются и закипают, издавая характерное потрескивание. Если пожар случается в пору выделения сока, то горящее дерево может попросту взорваться, разлетевшись на куски.
— Что-нибудь слышишь? — спросил Копуша.
— Ничего. Здесь были пожары, но очень незначительные. Теперь они просто дотлевают. Это трудно описать.
В самом деле, как передать на словах звук умирающего огня? Сорену смерть огня всегда казалась похожей на песню — затихающий трепет углей, почти угасших, испустивших весь свой жар, и мерцающий свет, просачивающийся сквозь их толщу. И в то же время достаточно было легкого дуновения случайного ветерка, чтобы эти угли вспыхнули вновь, возродившись к своей огненной жизни. Но Сорен чувствовал, что этот пожар был надежно потушен водой. «Странно. Очень странно», — подумал он.
— Чудной запах, тебе не кажется? — спросила Гильфи.
— Вот именно. Я понимаю, что ты хочешь сказать, — заметил Копуша. — Он не похож на тот, который производит дым естественного пожара.
— Пахнет бумагой, — внезапно сказал Сорен и, подумав, добавил: — Жженой бумагой.
— Точно! — воскликнула Гильфи.
Уже занимался рассвет, когда стая устроилась в дупле голубой ели. Это дерево было им хорошо знакомо по прошлым визитам в лес. Сумрак и Копуша сразу же отправились на охоту и вскоре вернулись с несколькими земляными белками. Надо сказать, что земляные белки Темного леса считались редким деликатесом, славившимся на весь совиный мир своим терпким ореховым привкусом.
— Мммм, — промычал Сумрак, откусив голову первой белке.
— Ох, какая прелесть! — закивала Гильфи.
Однако несмотря на вкусную еду, никто из друзей не чувствовал никакой радости. |