— Ну ладно, поговорите еще. Не буду вам больше мешать.
— Ты поняла, Оленька: почему пока должна помолчать? Нельзя допустить, чтобы Фишеры догадались, кто открыл тебе правду, — снова повернувшись к таращившей на нее глаза девочке, наказала старушка. — Скажи, что тебе надо по маленькому, и иди к Даше. Она ждет в туалетной комнате и все объяснит.
— Хорошо, я вас поняла, — отозвалась Оля и, обратившись к приемной матери, извиняющимся тоном сказала: — Мне очень неловко, но я хочу в туалет.
— О чем речь? Конечно, пойди! — рассмеялась Сара. — Миссис Боровски тебя подождет. И я отдохну от вашей непонятной речи. Сижу, как дура!
Оленька стремглав выбежала из гостиной, вихрем пронеслась по проходу и, вбежав в туалетную комнату, замерла, как вкопанная. Старая леди не обманула! Перед ней стояла и ласково улыбалась живая и невредимая Даша. Немая сцена длилась не более минуты, и, сорвавшись с места, они заключили друг друга в объятия.
— Как же… так, Дашенька? Это… как… в сказке! — сбивчиво шептала Оленька, когда воскресшая, словно по волшебству, жена брата покрывала поцелуями ее личико, мокрое от хлынувших слез. — Выходит, вы… не погибли… в самолете?
— Ничего этого не было! Вас с Наденькой подло обманули. Все наши живы-здоровы и находятся здесь, — уверила ее Даша. — И папа с мамой, и твой брат и даже Наденька. Они приехали за тобой, но Фишеры тебя не отдают!
— Но как же так? Почему? — непонимающе глядя на нее, жалобно произнесла Оленька. — Ведь тетя Салли и дядя Генри очень добрые.
— Выходит, что не очень. Они отказались потому, что преступники их тоже обманули. Фишеры очень хотели взять себе дочку, а преступники, которые тебя им продали, сказали, что ты сирота, — как можно проще объяснила ей Даша.
Оленька подавленно ее слушала, и она сказала главное:
— Дело дошло до суда, и Фишеры его выиграли, потому что ты не узнала там никого из своих родных! Даже назвала себя другим именем. Как же такое могло случиться? Они что-то с тобой сделали, Оленька?
Девочка недоуменно на нее посмотрела, плохо понимая невероятные вещи, о которых говорила жена брата, но затем взгляд у нее стал более осмысленным.
— А я думала, что видела все это во сне, — невнятно, будто что-то припоминая, медленно произнесла она, зажмурив глаза. — Будто я была не я, а совсем другая девочка. И ко мне явились злые духи. Они приняли вид моих мертвых паны и мамы, чтобы меня погубить. Добивались, чтобы назвала им свое имя. Но я их обманула.
Оленька жалобно посмотрела на Дашу и дрогнувшим голосом спросила:
— Неужели это был не сон? Что же я наделала? — и, осознав, что так было на самом деле, дала волю слезам.
Даша утешала ее, как могла, но все было бесполезно и, встряхнув Оленьку, на нее прикрикнула:
— А ну прекрати немедленно! Ты ведь не хочешь остаться у Фишеров?
Девочка утихла, и она, уже спокойным голосом сказала:
— Постарайся вспомнить, что с тобой произошло, а я объясню, что ты должна сделать, чтобы поскорее вернуться к папе и маме.
— Я помню только, что ко мне приходили доктора и горбатенький с большим носом со мной разговаривал, пока не уснула. А потом мне казалось, что все происходит во сне, — неуверенно произнесла Оленька и снова заплакала. — Но выходит, что я… вела себя… ка-ак… сумасшедшая. Ведь так, Да-ашенька?
— Наверное, это был гипнотизер. Со временем все выяснится. Перестань же плакать и слушай, что скажу, — приказала ей Даша. — Сегодня ничего Фишерам не говори. |