|
— Полина едва тронула улыбкой губы, заведомо зная, что при этом выглядит до такой степени загадочной, что некоторые из ее знакомых мужчин от такой ее улыбки испытывали приступы дурноты.
Мальчику, видимо, тоже сделалось нехорошо, потому что он странно дернулся, едва не выронив карандаш с блокнотиком, потом покраснел до кончиков ушей и тут же поспешил удалиться. После его ухода Полина оглянулась и внимательно оглядела зал.
Как она и предполагала, народу было предостаточно. В основном это были молодые парни и девушки. Парочки сидели друг напротив друга, зачастую переплетя пальцы рук и не замечая никого вокруг себя. Это ей также было на руку, но неожиданно сделалось грустно. Что она здесь делает одна? Сидит и наблюдает за чужим счастьем? А ее-то счастье где же? А ее — там вон, за той кованой оградой. Ей стоит лишь перейти дорогу, улыбнуться охраннику, поздороваться с секретаршей Лилечкой, переступить порог кабинета, и она тут же ощутит прилив этого самого счастья, услышит его сердцебиение, увидит его улыбку…
«Вам стоит только присмотреться внимательнее, и тогда вы все поймете!»
Что именно можно было понять, елозя локтями по зеркальному пластику стола и ковыряясь вилкой в пряной баранине? Нет, Полина, конечно же, не сводила глаз с ворот, которые то впускали, то выпускали посетителей. Она очень внимательно наблюдала и добросовестно старалась отыскать хоть какую-нибудь странность, могущую пролить свет на то, что вот-вот должно было произойти. Но хоть убей, у нее ничего не получалось! Все было как всегда: те же самые ворота, тот же охранник, самые обычные люди. Сейчас вот, например, в половине двенадцатого Лилечка должна была пойти в соседнюю кондитерскую, чтобы купить горячих пончиков и свежих пирожных для общего чаепития — была такая традиция в их фирме.
А вот и Лилечка: вся беленькая, тоненькая, маленькая. Ревновать именно к ней у Полины никогда, например, не хватало ума и воображения. Она была на полторы головы ниже ее Женьки и на голову ниже ее самой. Когда Полина входила к ним в офис, все мужики разом бросали работу и восхищенно цокали языками ей вслед. Женька потом не раз сетовал на то, что она ему рабочий день и производительность труда срывает. Но он шутил, конечно же, в чем потом и признавался. На самом деле ему очень льстило, что его жена столь красива.
Лилечка между тем, отчаянно семеня крохотными ножками, перебежала улицу в неположенном месте, скрылась из поля зрения Полины и уже менее чем через пять минут побежала обратно, держа в руках огромный бумажный пакет.
Все как обычно. Сейчас ребята с шумом соберутся в комнате приема пищи, так она у них именовалась. С удовольствием отведают чая либо кофе с принесенной Лилечкой провизией. Потом опять прильнут к своим пульманам и компьютерам, не забывая при этом задирать друг друга, с опаской косясь на дверь генерального…
Нет, все происходящее сейчас можно было точно отнести к зарождающемуся неврозу. Может, ей тоже на работу пойти? Сколько раз Женька предлагал ей место своего кадровика. Однажды даже просто умолял, мотивируя тем, насколько тяжело довериться постороннему человеку. Она отказалась тогда. А сейчас? Кто знает… Или… или ей и правда стоит подумать о ребенке? Родить ему такого же синеглазого мальчугана и назвать его… как же назвать-то…
— Свободно?
Господи! Полина даже вилку выронила, настолько неожиданным и грубо прозвучавшим показался ей вопрос мужчины, вторгшегося в ее размышления.
Она не сразу подняла взгляд на мужчину, который подошел слишком незаметно и встал слева от нее. Положив вилку на край тарелки, она грациозно шевельнула длинными пальчиками, глубоко вздохнула и лишь после этого с холодком поинтересовалась:
— Что, простите?
— У вас свободно, я вижу. — Он не стал дожидаться ответа и тут же уселся напротив. — Извините за вторжение, но все столики, кроме вашего, уже заняты. |