В Саншайне было четыре часа утра, значит, в Лондоне – девять часов. Ханна выждал еще час и набрал номер ламбетской лаборатории. Наконец он застал Митчелла и сообщил ему, что Паркер прилетит только ранним вечером. Алан Митчелл был раздосадован. Теперь в отвратительную декабрьскую погоду ему придется возвращаться в Уэст‑Моллинг, графство Кент.
В воскресенье, в полдень, снова позвонил Паркер. Ханна убивал время в баре «Куортер Дек».
– Слушаю, – устало сказал он.
– Все в порядке, шеф, экипаж выспался. Мы готовы лететь.
– Отлично, – сказал Ханна.
Он бросил взгляд на часы. Восемь часов полета плюс четыре часа разницы во времени… Если Алан Митчелл согласится работать ночью, то Ханна получит результаты в понедельник, когда на Саншайне будет время завтрака.
– Так теперь вы взлетаете? – на всякий случай уточнил он.
– Видите ли, не совсем, – ответил Паркер. – Понимаете, если мы взлетим сейчас, то мы совершим посадку в Хитроу после часу ночи. А это запрещено. Из‑за шума, кажется.
– Что же вы собираетесь делать, черт возьми?
– Видите ли, обычно рейс на Лондон отправляется отсюда в начале седьмого вечера и прибывает в Хитроу в начале восьмого утра. Ну, они решили следовать этому расписанию.
– Но это значит, что два лайнера поднимутся в воздух одновременно, – заметил Ханна.
– Да, шеф. Но не волнуйтесь, оба будут полны, так что авиакомпания не понесет убытки.
– Спасибо и на этом, – рявкнул Ханна и бросил трубку.
Двадцать четыре часа, не мог он успокоиться, целых двадцать четыре часа пошли прахом. В этой жизни бесполезно бороться с тремя вещами: смертью, налогами и авиакомпаниями. По ступенькам отеля поднимался Диллон в сопровождении крепких на вид молодых людей. Наверное, тоже из его чертова Министерства иностранных дел, зло подумал Ханна. Настроение у него было отвратительным. На другой стороне площади из церкви после утреннего богослужения высыпала паства мистера Куинса: мужчины в отутюженных черных костюмах, женщины в ярких, как оперение тропических птиц, платьях, в белых перчатках, и в соломенных шляпках, с которых свисали восковые плоды. В руках они несли молитвенники. Почти обычное воскресное утро на Саншайне.
В родных графствах Великобритании воскресенье оказалось не таким мирным. В Чекерсе, загородной резиденции премьер‑министров Великобритании, занимающей тысячу двести акров земли Бакингемшира, миссис Тэтчер по обыкновению встала очень рано и до завтрака, который она должна была провести в компании Дениса Тэтчера перед весело потрескивающими в камине поленьями, успела просмотреть содержимое четырех красных вализ с документами государственной важности.
Миссис Тэтчер едва разделалась с бумагами, как в дверь постучали. Вошел Бернард Ингем, пресс‑секретарь премьер‑министра. Он принес свежий номер «Санди экспресс».
– Возможно, вам это покажется интересным, – сказал он.
– Кто еще хочет со мной разделаться? – весело осведомилась премьер‑министр.
– Дело не в этом, – пояснил вечно серьезный йоркширец. – Речь идет об островах в Карибском море.
Миссис Тэтчер прочла большую статью на развороте газеты и нахмурилась. Статья сопровождалась фотографиями: Маркус Джонсон на трибуне в Порт‑Плэзансе и он же несколькими годами раньше, снятый через щель между портьерами; его восемь телохранителей на Парламент‑сквер в последнюю пятницу и их же портреты из досье полиции Кингстона. Большую часть статьи занимали пространные заявления «высокопоставленного сотрудника Бюро по борьбе с наркотиками» и комиссара Фостера, шефа кингстонской полиции.
– Но это ужасно, – сказала премьер‑министр. |