Но позже, когда он зашел пожелать ей спокойной ночи, он застал в ее комнате Клиффа, и они оба обняли его.

— Мы не считаем тебя ужасным, — проговорила Пенни. — Мы думаем, ты так же плачешь про себя, как и мы. Да, папочка?

— Да, любимая.

— Клифф сказал, что мы не должны тебя терзать, но почему мамочка не пишет нам? И почему домой не возвращается?

— Она делает то, что мы оба сочли наилучшим, Пенни.

— Но если ты так считаешь, почему же ты плачешь про себя?

— Потому что часто мы не можем иметь то, что хотим.

— Если очень хочешь, то можешь, — сказал Клифф.

— Послушайте, вы оба… — Гарт услышал в своем голосе нетерпеливый гнев и замолчал. «Оставьте меня в покое, — молча молил он своих детей, которые не делали ничего плохого и так же, как он, нуждались в утешении. — Я не могу говорить об этом, я едва могу думать об этом. Я люблю ее. Мгновения не проходит, чтобы я не звал ее. Но между нами больше чем океан, и я не вижу никакого пути преодолеть его».

Но ничего этого он не мог произнести вслух.

— Послушайте, — мягко сказал он, — у нас с вашей матерью есть проблемы, о которых я все еще не могу с вами говорить. Вы имеете право узнать о них, как только я сам в них разберусь, но сейчас все, что я могу вам сказать, это то, что они разделяют нас, как сломанный мост. То, что мы чувствуем, не так важно, как-то, что разрушилось внутри нас. Можете вы это понять?

— Нет, — ответили они хором. Гарт вздохнул.

— Меня это не удивляет. — Он обнял их обоих и крепко прижал к себе, ощущая, как они зарываются в него, как бы прячась ото всего. Он наклонил к ним голову, и голос его зазвучал тихо и напряженно:

— Я знаю, что плохо все это объясняю, и мне очень жаль. Я сожалею о сделанных ошибках, о тех случаях, когда я казался вам жестоким, но, дорогие мои, я не знаю, что делать. Я понимаю, что делаю только все тяжелее для вас, не объясняя ничего, но объяснить, не могу. Пока не могу. Можете вы просто поверить мне на слово, что это так? Можете вы поверить, что я расскажу вам, сколько смогу и как только смогу? Пожалуйста, поверьте в это, поверьте мне. Я очень в этом нуждаюсь. И мне нужна ваша любовь. Потому что, вы знаете, я вас люблю. Больше, чем кого-либо на свете…

— Больше, чем маму? — требовательно спросил Клифф.

— Ох, Клифф, — пожурила его Пенни и положила руку Гарту на щеку, став на короткий миг женщиной, утешающей мужчину. — Не плачь, папочка. Мы подождем, пока ты нам не расскажешь. Но… — и она снова стала маленькой девочкой, — я просто хочу, чтобы мамочка приехала домой.

Гарт поцеловал их и встал.

— Давайте ложитесь спать. Уже поздно. Я люблю вас обоих.

На следующий день Пенни и Клифф отправились за покупками, и когда Гарт вернулся домой, передали ему два маленьких пакетика, попросив, чтобы он их сразу отправил. Он не спросил, что в них, а дети ему не сказали.

В последний день школьных занятий Пенни должна была показывать своих кукол, и Гарт поспешил рано уйти из университета, чтобы успеть.

В передней части комнаты на полу сидели по-турецки ученики других классов, а сзади на складных стульях родители. Гарт и Вивьен среди них. Пенни и Барбара Гудман находились за сценой вместе с миссис Кейз, проверяя кукол перед тем, как их одноклассники начнут представление.

После спектакля, пока Клифф заправлялся пуншем и печеньем, которыми угощал комитет по еде из шестиклассников, Пенни, стоя рядом с Гартом, с достоинством принимала поздравления от зрителей.

— Моя мама не могла быть сегодня здесь, — говорила она каждому.