— Но вы думаете, это она их убила? — спросил Беррин.

— Одно дело — думать, а другое — доказать. Если я не могу этого доказать, то предпочитаю ничего не утверждать. Но считаю это вероятным.

Было солнечное утро в начале сентября, и я направлялся по Кливленд-стрит к больнице Миддлсекс, когда мне позвонили по мобильному. Это был Малик.

— Как поживаете, Джон? — Он говорил веселым голосом, что меня не удивило. Объект его полуторагодового расследования, Хольцы и их ближайшее окружение, наконец-то были разоблачены. И смею думать, отчасти благодаря моей настойчивости.

— Нормально, Азиф. А вы?

— Отлично, Джон, вообще-то я звоню поблагодарить вас за вашу работу и сообщить, что сегодня утром мы арестовали Вэймена и шестерых его сообщников, предъявив им целую кучу обвинений. А Мерриуэзер продолжает петь, как та канарейка из пословицы.

— Я рад, что он оказался полезным свидетелем. Только, признаться, мне досадно, что его станут охранять.

— Ну полную безопасность ему никто не собирается гарантировать. Ему самому готовятся предъявить пару обвинений, поэтому он достаточно насидится за решеткой.

— Но не столько времени, сколько заслуживает.

— Джон, вы же понимаете, как это бывает. Когда имеешь дело с такой опасной бандой, иной раз приходится пренебречь своими принципами. Но как бы там ни было, всю оставшуюся жизнь он проведет под наблюдением. Мне не хотелось бы оказаться на его месте.

— А вы нашли тела убитых? Фрэнкса и всех остальных?

— Мы продолжаем искать ту ферму по разведению червей, но я не очень надеюсь на успех. Всю плоть, наверное, уже давно сожрали черви, а кости сожгли и развеяли по ветру. Похоже, они проделали такое со многими людьми.

— Не сомневаюсь. А что насчет ножа, которым зарезали Роберта Джонса? Мерриуэзер сказал, что в ту ночь, когда убили Роя Фаулера, там был и Джо Риггс, успевший забрать из кейса Фаулера нож и пленку с записью. Потом он якобы спрятал эти доказательства в тяжелый ящик и утопил их в Темзе.

— Пока ничего не нашли, но мы продолжаем поиски.

— Думаю, единственное, о чем я жалею, это что нам не удалось призвать к ответу за убийство ни Фрэнкса, ни Мэттьюза.

— Но с другой стороны, это даже лучше для нас, разве не так? Ведь у нас против них недостаточно доказательств. Они легко могли вывернуться, и тогда родители мальчика очень разочаровались бы в суде. А так они знают, что убийцы их сына дорого за это заплатили.

В этом я не мог с ним полностью согласиться. Ведь мы располагали показаниями одного Мерриуэзера. Может, он тоже был замешан в этом убийстве и, испугавшись, что полиция напала на след, решил отвести от себя подозрения и поэтому-то и заговорил.

Малик спросил, сообщил ли я обо всем родителям мальчика.

— Да, как только нашел время. Они поняли, что за это убийство никто в тюрьму не сядет, но, как вы говорите, может, оно и к лучшему.

— Я хочу как-нибудь пригласить вас на ленч, — сказал Малик. — Вот только разберусь немного. Я вам позвоню, хорошо?

— Конечно, — согласился я, не припоминая, что бы мне приходилось пробовать роскошный ленч в его подразделении. — С удовольствием.

Мы распрощались, и я вошел в больницу.

Айверсон

Я сидел на кровати в больничной палате и ломал голову, как отсюда смотаться. Положение мое было паршивым. Два вооруженных полицейских сутки напролет охраняли меня, словно какую-то важную персону. Точнее, очень важного заключенного. В одном я был уверен: я не стану прорываться с боем. Я был сильно истощен, у меня имелось небольшое заражение крови, а правая рука из-за раны плеча очень плохо двигалась.