— И что случилось… потом?

— Он меня ударил. Этот подонок встал и ударил меня прямо по лицу! — Она коснулась щеки, по которой пришелся удар, и во мне вспыхнула ярость. — Я просто не могла в это поверить. Меня в жизни пальцем никто не тронул! А потом он подошел ближе, схватил меня за волосы и закричал, что мне нужно научиться правильно вести себя. Все произошло так быстро, я даже испугаться не успела, я назвала его трусливым подонком и хотела двинуть ему коленом между ног, но он увернулся. И тогда он стал одной рукой хлестать меня по лицу, а другой едва не задушил меня и все время твердил, что мне пора научиться вежливо себя вести. — Она вдруг замолчала, и я подумал было, она снова расплачется, но она продолжала совсем тихо: — В какой-то момент этот грязный подонок возбудился… Он… он прижал меня к столу, и я почувствовала, как он сильно ко мне прижался, называл меня проклятой проституткой и хапал меня руками, готовый на меня наброситься… Боже, это было так мерзко и страшно! Я пыталась сопротивляться, Макс, правда пыталась, но он оказался куда сильнее меня. Я едва дышала, когда он обхватил мне горло рукой… думала, он убьет меня.

Я подошел к Элейн и обнял ее. В груди у меня все кипело, я с трудом верил своим ушам и боялся узнать, что с ней произошло еще кое-что и похуже.

— Он тебя изнасиловал? — тихо спросил я, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ.

Она покачала головой и отняла руки от лица, но по-прежнему на меня не смотрела. У меня слегка отлегло от сердца.

— Он сделал… другое, — вздрогнув от отвращения, произнесла она. — И когда он кончил, презрительно взглянул на меня и велел выметаться вон. Как будто я была вещью, Макс! Никто… в жизни никто меня так не унижал! — Элейн потрясла головой, будто хотела освободиться от воспоминаний. Она выглядела несчастной и потрясенной, и вот тогда я понял — я не хочу ее терять. Честно говоря, именно пребывая в этом состоянии растерянности и ярости, я почувствовал, что люблю ее. Конечно, это слишком скоропалительно, но иногда и так бывает.

Мы довольно долго сидели обнявшись, минут пять, десять, а может, и дольше. Наконец она вздохнула и отпила глоток бренди.

— Мне нужно закурить, — сказала она.

— Сейчас найду. — Я выдвинул ящик ночного столика достал пачку сигарет и зажигалку, раскурил две сигареты и одну протянул ей.

— Только ничего не делай, Макс, ради Бога! Я хочу поскорее обо всем забыть. По крайней мере теперь я не работаю в клубе, не думаю, чтобы после этой истории они стали ждать от меня заявления об увольнении.

— Как?! Ты собираешься оставить без последствий то, что с тобой сделал этот грязный подонок Крис Хольц?! — Я старался сдержать возмущение, понимая: ее нельзя винить в желании забыть инцидент, но мне это не удалось.

— Но подумай, ведь он сын самого Стефана Хольца! Что мы можем сделать?

Я покачал головой:

— Наплевать! Я все время слышу про этих Хольцев и про то какие они неуязвимые. Но поверь мне на слово, неуязвимых людей не существует. И хотя меня разыскивает полиция, я не собираюсь убегать из Лондона, как последний трус. И я ни шагу не сделаю из города, пока не разберусь с этим делом.

— Это ничему не поможет.

— Зато поможет мне самому! — воскликнул я, встал и пошел на кухню за оставшимся бренди.

Кровь во мне так и бурлила, мне нужно было выпить, чтобы успокоиться. Я налил себе стакан, захватил в спальню бутылку и добавил бренди Элейн.

— Ты знаешь, я никогда не встречался ни со Стефаном Хольцем, ни с его обширной семейкой, никогда не имел с ними дела, но, похоже, эти гады делают все, чтобы испортить мне жизнь.