— Германец Акуна газами травит, — определил полковник. — Третий раз уж на неделе. Нет бы им отойти к Зарайску. Жалко народ… Табак у Акуна хорош! — похвалил он, обращаясь к Миколе, — за ведро картохи два стакана дают, недорого.

После завтрака Микола отвязал от возка собаку и ушел на запад. Вернулся уже под вечер навеселе, с трофейным аккордеоном. Сытая собака, высунув язык улеглась под крыльцом.

— Жалуются, вошь заела, — сообщила баба Вера, вернувшись с востока из разведки.

— Дело окопное, — вздохнул полковник. — Терпи знай…

— Я, Кузьма Захарьевич, что скажу, — вступил в разговор Микола, — я нынче отодвинул врага-то, гектаров сорок отбил. Народ хлипкий, честно сказать… Нет настоящего фронта.

— Хлипкий-то хлипкий, а глянь как лезет, не дает покою…

— Я так думаю, — прищуриваясь от махорочного дымка, продолжал Микола. — Они ведь ни за что не угомонятся, все будут лезть и лезть… Лучше всего отгородиться от них, хотя бы колючей проволокой. Там вот вы, а здесь будем мы, сами по себе…

— Дырку проделают, — возразил Кузьма Захарьевич.

— А мы у дырки яму с кольями, засаду!

— Так они в другом месте дырку. Не-ет, не отгородишься, — вздохнул Кузьма Захарьевич. — Найдут лаз, такая нечисть…

— Ну, тогда не знаю что, — развел руками Микола.

— А не обращать на них внимания, — предложил Юра. — Жить особо, не глядеть на них…

— Как же не глядеть, когда они в самую рожу лезут, что комарье!

Микола задумался и решительно заключил:

— Хочешь, не хочешь, а отгораживаться надо, не сидеть же сложа руки. Отгородимся, а там видно будет.

— Проволоки одной сколько уйдет! — прикинул в уме полковник. — Где наберешься?

— Придется потрудиться, — согласился Микола. — Мы врага отгоним, а бабы пусть плетут по вечерам. Эх, хорошо! — затуманился он неким давним воспоминанием. — Лучина потрескивает, прялка поскрипывает, песни, разговоры…

Глава 10

Все огнем пожрется

Вечером собрались у телевизора смотреть американский боевик.

Впрочем, что-то разладилось в старом телевизоре, мигающая искаженная картинка с недавних пор стала показывать искривленное пространство, супрематические улицы и плоские дома, косо бегающих людей с длинными туловами и коротенькими азиатскими ножками. Юра, провозившись полдня, так и не смог его наладить — лица дикторов еще больше удлинились, они стали походить на говорящих лошадей, а толпы людей теперь бегали на длинных колченогих конечностях, размахивая коротенькими ущербными ручонками и вертя недоразвитыми плоскими головами. Все бы это ничего, сущность от этого не менялась, но аппарат стал огрызаться током на всякое прикосновение и прежде, чем включить его, приходилось надевать резиновую медицинскую перчатку, принесенную для этой цели бабой Верой из травмапункта.

Родионов сутулился на стуле, глядел исподлобья на экран. Во всякой пакости всегда есть нечто притягательное, особенно когда эту пакость еще и ненавидишь всем сердцем…

— О чем картина? — спросил опоздавший к началу Юрка, присаживаясь за спиной у Пашки.

— В двух словах не объяснишь, — сказал Родинов, с ненавистью глядя на экран.