— Может, это специально для нас так все и повернулось, чтоб задумались.

В эту секунду они вышли наконец из белого облака и оказались в нескольких шагах от лагеря. У костра живые и невредимые хлопотали баба Вера и Любка Стрепетова. Наденька пекла в огне корку хлеба, отмахиваясь от дыма. У трактора возился с огромным железным шкворнем Степаныч и матерился:

— Откуда эта железяка выпала, ядрит твою мать! Никуда, зараза не втыкивается! Хоть ты плачь, а? Ну что ты будешь делать…

Микола доканчивал грузить в телегу мешки с картошкой, остановился, помог полковнику слезть с коня.

— Нечего было ездить туда, — проворчал недовольно. — Хрена ли там смотреть за холмом… Супесь да камни.

— Да, бабоньки, — громко согласился полковник. — Там уже дикое место.

— Так хотели же будущей весной осваивать, Кузьма Захарьевич! — принялась возражать Стрепетова. — Дети вон растут, простор нужен.

— Хватит, Любушка! Мало нам земли, что ли? — ласково перебил ее полковник. — Всем хватит, нам, и детям…

Они возвращались домой. Далеко впереди тонко пел трактор Степаныча. В чистом и прозрачном воздухе ранней осени проплывала высоко в небе серебристая паутина. Долгая дорога сверкала обледенелыми лужицами. Неподвижно стояли в небе белые облака, а само небо синело той глубокой и ясной синевою, какая бывает только в начале сентября, когда все кажется особенно глубоким, бездонным. На московских холмах пылали в восходящем солнце позолотевшие рощи, пустые и безлюдные. Дети толкались на мешках с картошкой, полковник молча и беззлобно грозил им кулаком.

Чуть отстав от мужчин, шли отдельной стайкой женщины, время от времени дружно и звонко смеялись над чем-то. Мужики замолкали и подозрительно оглядывались, не над ними ли смеются?

Так входили они в Москву, пересекли пустое Садовое кольцо и всем им было невдомек, что сейчас на вспыхнувший зеленый огонь рванулось с места смрадное стадо ревущих автомобилей, пролетело сквозь них и устремилось дальше, до следующего светофора, налившегося багровым угрюмым светом.

Обрушивались старинные кирпичные стены, ухала земля, пыль клубами разносилась во все стороны, спешно воздвигались бетонные перекрытия новейших гостиниц, ощетинивалась стройка железной арматурой…

Они въехали в железобетонный угол громадного недостроенного здания, прошли его насквозь, поднялись на пригорок и увидели свой дом. Степаныч успел уже притормозить у крыльца. Вместе с Юрой они стаскивали на землю мешки.

— Ну, брат, будем живы, не помрем! — радовался Степаныч обильному урожаю.

— Думаю, выпить не грех. — озвучил наконец свою мысль Юра.

— Какой же грех? — согласился Степаныч. — Милое дело. Праздник труда. То-то бабы развеселились.

— Предалкогольное возбуждение, — объяснил Юра.

Разгрузив прицеп, они присели на крыльце, молча глядели на приближающихся своих. Установилась глубокая тишина, которую только усугубляли далекие женские голоса, подчеркивая ее глубину.

А вокруг лязгало, ревело, хрипело, билось в судорогах громадное безголовое чудище гибнущего мира, выевшего уже собственное нутро.

И закончилось…

Часть седьмая

Глава 1

Выход из ворот

И все-таки он нашел выход из тех ворот, куда однажды занесла его нелегкая и они с легким шорохом захлопнулись у него за спиной.

Последние недели пребывания его в лечебнице слились в одно серое, вяло текущее без всякого направления время. Появлялась Вера Егоровна, подолгу просиживала у его кровати, но Пашка все забывал, что же важное хотел он у нее спросить.