Глава 10

Хаос созидания

Посередине пустых пространств, пронизанных резким искусственным светом, какой бывает в операционных, бродили странные люди, недоверчиво и с опаскою приглядываясь друг к другу. Многие из них казались наскоро слепленными, сшитыми на живую нитку, они и к себе-то по всей видимости относились с изумленным недоверием и с опаскою.

Местность была безвидной.

Только ветер, похожий больше на сквозняк, чем на ветер, свистел над плоской землей и улетал неведомо куда, потому что не просматривалось никакого предела, и горизонт только угадывался где-то там за пеленой клубящейся пустоты, откуда доносился страшный, первобытный рев причастий и деепричастий…

Какой-то развеселый толстячок, одетый с отменным вкусом в прекрасный фрак с брусничным отливом, выскочил вдруг на самую середину, хотел было что-то сказать, но… лопнул почти без всякого звука и исчез без следа.

Освободившееся местечко мгновенно освоил длинный в клетчатых брючках, но тоже исчез с тою же поспешностью, что и возник, успев ухмыльнуться глумливо.

Маленькое печальное озерцо, девушка, отразившаяся в закатной глади, кажется — плачущая… Но озерцо покрылось изумрудной травой и превратилось в сырые кусты сирени, которые замерцали ночным предрассветным серебром. Дугою выгнулся бетонный мостик над рекой, под которой написано было карандашом слово «Яуза». А под мостиком застыли два буксирчика и на корме их читалось отчетливо «Марс» и «Юпитер».

Две захолустные пристани на унылой окраине мироздания.

И еще, недалеко отсюда, не подверженный никакому воздействию закона перспективы, выстроился в одну секунду двухэтажный деревянный дом, видимый одновременно и снаружи, и изнутри. Населенный уже многими жильцами, ничуть не оскорбляющимися тем, что их так пристально разглядывают сверху. Они ходили, потирая руки, похохатывая, относясь ко всему с неподдельным благодушием.

Симпатичные, простосердечные люди. Ах вы, мои родные! Живите и размножайтесь, мир вашему дому…

Еще прошло несколько времени — и обжилось потихоньку пустое пространство вокруг, ветер прекратился сам собою. Какая-никакая, а уже твердь, уже можно дышать, двигаться, жить…

И точно — двигался по дороге к этому дому высокого роста человек с небольшой умной головой, но был внезапно остановлен и извинился:

— Ах, еще не пора? Ну тогда извиняйте, я пока побуду где-нибудь в сторонке, на подхвате. Но не забудьте упомянуть обо мне!

Кто таков, откуда?

Обрусевший хохол по фамилии Пентеляк, вот кто…

А потом послышался приближающийся топот ног, хриплое и частое дыхание погони. Павла Родионова преследовал старик в мундире без погон, вслед за стариком поспешала Петровна, но самым опасным был разъяренный тесть Семен Семенович Галамага, от которого Родионов прятался и скрывался в искаженных диких пространствах, слепо шарил руками в траве, отыскивая пропавшую вещь, улику, без которой ему не жить. Наконец нашел, что искал, нащупал круглый упругий колобок, а когда поднял его и разглядел как следует, колобок этот оказался громким звоном будильника.

Было уже довольно поздно. Солнце светило Пашке в лицо. Сердце колотилось в груди, и дышал он так, словно и в самом деле только что пробежал стометровку…

Некоторое время он лежал без движения, стараясь не впускать в себя никаких мыслей и воспоминаний о событиях, которые случились накануне, но сдержать их напор было невозможно. Родионов вздохнул, поднялся с постели и отправился в ванную. Возвращаясь, заметил в нише у своей двери аквариум Розенгольц, наклонился и заглянул в мутную глубину. Оттуда смотрела прямо ему в глаза ухмыляющаяся лягушачья морда.