Острая боль пронзила сердце Фелиситэ, когда она представила, как отец, один в тюремных стенах, получил столь горестное известие, заставившее его потерять всякое уважение к дочери. Какой стыд и отчаяние испытывал он, каким бессильным чувствовал себя, пока думал, как ей помочь, прежде чем принял окончательное решение!

— Как ты мог, Валькур? Как ты мог? — прошептала Фелиситэ.

— Это не составило труда. Несколько слов на бумажке, одна монета охраннику, и дело сделано. Так что это я на самом деле помог тебе освободиться, и ты должна меня благодарить. Я перерезал пуповину, связывающую тебя с Новым Орлеаном, убрал все преграды, мешающие нам начать новую жизнь. Мы и сейчас можем это сделать, добравшись до Франции, когда у нас будет достаточно денег, чтобы занять достойное место при дворе.

— Ты сошел с ума! — воскликнула Фелиситэ. Теперь и Морган положил на землю оружие, так же как и Баст, расставаясь с ним осторожно. У его рта пролегло белое пятно, хорошо заметное под покрывавшим кожу бронзовым загаром. Когда Морган медленно выпрямился, Фелиситэ увидела, что его пистолет лежит рукояткой в ее сторону. Встретившись с ним взглядом и заметив, как он чуть наклонил голову в ответ, она поняла, что ей остается надеяться только на себя. Другие не осмелятся ей помочь, опасаясь за ее жизнь. Более того, она была единственной из всех, кого Валькур и его сообщники не стали бы убивать сразу.

— Я сошел с ума? — Валькур рассмеялся и взмахнул шпагой, подав знак своим людям, чтобы они собрали брошенное оружие. — Я сумасшедший? Вряд ли. У меня хватило ума, чтобы обменять то, что было мне известно о заговоре и участвующих в нем людях, на собственную свободу. У меня оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не попасть в одну сеть вместе с ними, точно так же, как я вырвусь из ловушки сейчас.

— Ты говоришь так, словно не чувствуешь за собой никакой вины. Но ты виновен не меньше тех, кого казнили, может, даже больше их! — Валькур теперь держал Фелиситэ уже не так крепко. Отступая к шлюпкам, он тянул ее за собой, рассуждая на ходу о собственных умственных способностях. Сейчас ей во что бы то ни стало нужно было заставить его продолжать похваляться, чтобы двигаться как можно медленнее. На земле оставалось лежать несколько пистолетов, которые в замешательстве не успели подобрать бунтовщики.

— Правда? Это не имеет значения. Я оказался не настолько глуп, чтобы остаться. Я обвел испанцев вокруг пальца, сбежал целым и невредимым, несмотря на то что стал одним из главных преступников, за кем охотились по всей колонии. Они не смогли поймать меня тогда, и им не удастся сделать это теперь!

В этот момент Фелиситэ вырвала руку и ударила Валькура локтем в раненый живот с такой силой, что у того перехватило дыхание, и он, вскрикнув от боли, выпустил ее из цепких объятий. Бросившись наземь, Фелиситэ перевернулась и тут же поднялась с пистолетом Моргана в руках. Увидев направленный в грудь ствол, Валькур, рванувшийся было за ней, остановился как вкопанный, широко расставив руки, а потом подался назад. Его глаза горели такой злобой, что будь у него пистолет, он бы не раздумывая убил сестру. Но одной шпаги было явно недостаточно, чтобы покончить с ней.

— А теперь, — проговорила Фелиситэ в наступившей тишине, — брось шпагу.

Губы Валькура скривились в усмешке, однако глаза сохраняли прежнее злобное выражение.

— Я могу это сделать, только ты все равно ничего не добьешься. Моих людей не остановит моя смерть, а у тебя в пистолете всего один заряд. У них нет другого выбора, кроме как довести до конца наш план. В противном случае их все равно повесят испанцы или капитан вздернет их как бунтовщиков.