Сначала она задохнулась от неожиданности, а потом, когда он начал ритмично двигаться, проникая в ее все с большим напором, она часто, прерывисто задышала. Позабыв обо всем на свете, она отдалась на волю дивных, захвативших все ее существо ощущений. Анджелина приподнялась и задвигалась в такт с его телом, стремясь, чтобы он глубже и мощнее вошел в нее. Ее плоть превратилась в живое пламя, пожирающее самое себя, пока она полностью не растворилась в океане забвения, ничего больше не помня, не зная, не желая, кроме лихорадочного возбуждения от раскаленного страстного соития.

Лоно Анджелины судорожно сокращалось. Пелена застлала ее глаза, и ей казалось, что она сейчас потеряет сознание от мучительного наслаждения. Тихий стон разочарования вырвался у нее из груди, когда движения принца вдруг замерли.

— Солнышко мое, источник, из которого ты еще не утолила жажду, снова полон, — произнес он глубоким волнующим голосом.

Обняв ее за талию, он приподнялся вместе с нею и уложил дрожащую Анджелину навзничь, оказавшись сверху. Приподнявшись над ней, он встретил ее растерянный взгляд и снова вошел в нее. Она опустила ресницы, устраиваясь под ним поудобнее, чтобы дать ему возможность беспрепятственно парить над ней. Чувство покоя и освобождения охватило Анджелину, она не шевелилась, не отвечала ему, но испытывала наслаждение от своей пассивности и его ритмичных движений. Так продолжалось недолго, и она с ужасом ощутила, что буря возбуждения в ее теле снова сгущается, нарастает и грозит разразиться с прежней силой. Яростное безумие захлестнуло ее сознание. Забыв, кто она и не отдавая отчета, что делает, Анджелина судорожно выгнула спину, и приподнялась навстречу Рольфу, задыхаясь от буйной радости и первобытного животного сладострастия. Она слышала его хриплое прерывистое дыхание и гулкие учащенные удары сердца, чувствовала волны дрожи, пробегающие по его телу. Слившись в одно целое, они унеслись в огненном бешеном танце, пульсирующем у них в крови. Поднявшись над реальностью, они парили где-то в заоблачных далях, купаясь в светоносных отблесках собственного огненного естества, связанные воедино общим, вечным и неизбывным восторгом.

Анджелина не знала, прошли минуты или века. Она лежала, не шевелясь, все еще пребывая в полузабытьи. Рольф соскользнул с нее и лежал теперь рядом, обняв Анджелину и положив ладонь на ее теплую трепетную грудь. Он зарыл лицо в ее легкие волосы и затих. Они дышали теперь ровно и спокойно. Постепенно сознание Анджелины прояснялось. И хотя, по-видимому, с тех пор, как они легли в постель, прошли вовсе не века, а всего полчаса, ее начало знобить от холода. Теплое бедро Рольфа согревало ей один бок, но спина мерзла. Если она сейчас сделает хоть малейшее движение, то без сомнения привлечет к себе его внимание, а если не сделает, то окончательно продрогнет.

Она слегка пошевелилась, надеясь, что он или ослабит свои объятия или накроет ее, как это бывало прежде. Но он не двинулся с места. Его грудь ритмично вздымалась, ровно дыша, а глаза были плотно прикрыты золотистыми ресницами. Он крепко беспробудно спал.

Если у нее и была до этого доля сомнения в том, что он сильно пьян, теперь уже и ее не оставалось. Иначе он ни за что бы не впал в такой глубокий сон. Во всяком случае прежде достаточно было ей сделать лишь намек на движение, как он тут же реагировал на это. Но если он был просто-напросто пьян, тогда все, что он говорил ей, нельзя воспринимать всерьез, тогда значит не надо искать глубокого смысла и во всех его поступках и действиях сегодня вечером. Его нежность, его попытки сделать ей приятное, его намек на серьезные чувства, которые он питает к ней, все это был лишь пьяный бред! Сознание этого могло, конечно, огорчить кого угодно, но каков же был ужас Анджелины, когда она поняла, что испытывает вовсе не легкое огорчение, а горькое разочарование, граничащее с отчаяньем.