Он был ласков.
Джаспер закрыл глаза. Боже, то, что он услышал, вызывало у него ненависть. Он перестал гладить ее по волосам и заметил, что зажал в руке ее локон.
Он выдохнул и осторожно разжал руку.
— Так в чем же дело? Осталось ли еще что-нибудь, чего ты не рассказала мне, сердце мое?
Она долго молчала, и он подумал, что вообразил все это в припадке ревности. Возможно, больше ничего и не было.
Но, в конце концов, она издала долгий печальный вздох и сказала:
— Вскоре после разрыва нашей помолвки я обнаружила, что становлюсь полнее.
Глава 15
Когда Джек вернулся с серебряным кольцом, он быстро переоделся в свои лохмотья и проскользнул в королевскую кухню. Все тот же маленький мальчик помешивал суп принцессы. Джек снова спросил его, нельзя ли купить позволение один раз помешать суп ложкой. On! Упало серебряное кольцо в суп, и Джек был уже далеко, и главный повар не заметил его. Он быстро взбежал по лестнице и занял свое место возле принцессы.
— И где же ты был весь день, Джек? — спросила принцесса Отрада, увидев его.
— И там и тут, далеко и близко от вас, прекрасная леди.
— А что ты сделал со своей бедной рукой? Джек посмотрел и увидел рану от сабли тролля.
— О, принцесса, сегодня я боролся в вашу честь с чудовищной мокрицей.
Джек дурачился, и весь двор покатывался от смеха…
Мелисанда почувствовала, как его пальцы замерли на ее волосах. Отвергнет ли он ее сейчас? Скажет: «Убирайся отсюда»? Или притворится, что не слышал ее самоубийственных слов, и никогда снова не заговорит об этом? Она ждала, затаив дыхание.
Но он всего лишь пропустил сквозь пальцы прядь ее волос и сказал:
— Расскажи мне.
Она закрыла глаза и, вспоминая то далекое время, почувствовала такую боль, что у нее почти остановилось сердце.
— Я сразу же поняла причину, когда меня начало тошнить по утрам. Я слышала, что некоторые женщины не понимали и не говорили об этом месяцами, потому что не были уверены. Но я знала.
— Ты испугалась? — ровным, спокойным тоном спросил он, и было трудно понять, что он при этом чувствовал.
— Нет, — сказала она, но тут же поправилась: — Конечно, испугалась, но только когда впервые поняла свое состояние. Но вскоре я осознала, что хочу этого ребенка. Что бы там ни было, он станет моей радостью…
Она не видела лица Джаспера, но видела, как поднимается и опускается его грудь, поросшая короткими волосками. Она бездумно поглаживала их, вспоминая о той давней недолгой радости. Такой сильной, такой мимолетной.
— Ты сказала об этом своей семье?
— Нет. Я не сказала никому, даже Эмелин. Полагаю, я боялась того, что они заставят меня сделать. Они отобрали бы у меня ребенка. — Она перевела дыхание, решив рассказать ему сейчас все до конца, не уверенная, хватит ли у нее смелости заговорить об этом еще раз. — Видите ли, я придумала: я уеду, и буду жить у моего старшего брата Эрнеста до тех пор, пока это не станет заметным, и тогда я поселюсь в домике в деревне со своей старой няней. У меня будет ребенок, и мы будем вместе растить его, моя няня и я. Конечно, это была глупость, детские фантазии, но тогда я думала, что это возможно. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю: так я думала от отчаяния.
Она чувствовала, как по щекам ее катятся горячие слезы и падают на его грудь. Ее голос слабел и дрожал. Но он по-прежнему ласково гладил ее по голове, и его рука успокаивала ее.
Она сглотнула и закончила свой печальный рассказ: — Но я недолго пробыла у моего брата Эрнеста. Однажды я проснулась посреди ночи от того, что мои бедра были в крови. Кровотечение длилось пять дней, очень сильное, и после этого все кончилось. |