— Поехали, что ли? — спросил один из парней. Все они лениво поднялись, побрели к своим жукам-мотоциклам.

— До скорого свидания, — прошептал над ухом Терояна парень с козлино-сатанинским медальоном. Тим даже не повернул головы, подбирая хлебом остатки яичницы. Взревели моторы.

— Будь здоров, Алекс! — закричали парни хозяину харчевни. Тот стоял в дверях своего дома и махал им рукой, пока они не скрылись на Ярославском шоссе.

— Ублюдки, — смачно сказал он, подходя к столику. — Может быть, вам еще чего надо? Может быть, отдохнуть хотите? — он показал глазами на окна.

— Нет, — коротко ответил Тероян, кладя деньги на стол. Девушка поднялась и стояла рядом с ним, словно она боялась остаться одна и потеряться. Тим раздумывал, видя ее обреченную покорность.

— Куда вас отвезти? — спросил он.

— Домой, — ответила она, почти выдохнула. Это было первое слово, которое Тероян услышал от нее. А голос ее звучал, как затихающий камертон. Хозяин харчевни продолжал суетливо крутиться рядом.

— Приезжайте еще, приезжайте, — улыбался он, протягивая девушке черную кожаную сумочку. — Это ваше, не забудьте.

Он проводил их до машины и стоял, махая рукой.

«Интересно, — подумал Тероян, глядя на него в зеркальце. — Как он обзовет нас, когда мы уедем?» Через несколько минут они выбрались на Ярославское шоссе и помчались по трассе в сторону Москвы.

Девушка молча сидела рядом с ним и смотрела прямо перед собой. Казалось, она даже не моргает, столь напряженным было ее лицо. И все равно оно было необычайно красиво, с почти идеальными пропорциями, плавными линиями, созданное для портрета художнику, мастеру, властному над временем, которое рано или поздно состарит и разрушит живой образ. Ей было, наверное, лет двадцать — двадцать пять, и Тероян почувствовал себя каким-то убежавшим далеко вперед бегуном, поторопившимся прийти к финишу раньше других.

— Как вас зовут? — спросил он, чтобы хоть что-то сказать. Но девушка не ответила. Она словно и не слышала его вопроса. «Ладно, — подумал Тероян. — Будем молчать». Он никогда не навязывался в собеседники. Ему было удобнее слушать, чем говорить. Размышлять, а не острословить в разговорах. Но девушка сама нарушила молчание.

— Куда мы едем? — спросила она, словно очнувшись. Лицо ее повернулось к Терояну, а во взгляде затаился испуг.

— Домой, — пожал он плечами. — Куда вас подбросить? Девушка не отвечала. Она чего-то ждала от Терояна. Какого-то слова, жеста?

— Где вы живете? — мягко спросил он. Как можно мягче.

— Не знаю, — тихо ответила она.

«Жигули» соскользнули к обочине, остановились. «Так, — подумал Тероян, отпустив руль. — Значит, так». Он внимательно, долго смотрел на девушку, а та немного наклонила голову, и ее зрачки в синих глазах все расширялись и расширялись.

— Что с вами произошло? — произнес он. Как врач Тероян знал о подобных случаях, но в своей практике сталкивался впервые. Что было и естественно для человека, всю жизнь занимавшегося полевой хирургией. Но он уже предполагал, что задал вопрос впустую и ответа не получит.

— Я… не знаю, — сказала девушка. Она силилась вспомнить что-то — но не могла. Глаза ее увлажнились, сейчас они напоминали два озера, в которых плескалась вода.

— Погодите, — произнесла она. — Погодите…

— Мы никуда не торопимся.