— Я тебе что говорил?.. — свирепо зарычал Турецкий, несильно, но чувствительно тряся ее за плечи. — Без предварительного звонка к двери не подходить!.. В глазок не смотреть!.. Чужих в дом не пускать!.. Особенно всяких с удостоверениями!..

— Сказал тоже, чужого, — вдруг обиделась Ира и начала выкручиваться из его рук. — Ты уж мне тогда списочек напиши, кого пускать, кого нет, и помечай в нем, с кем у тебя на сегодняшний день разногласия. Может, ты со Славой Грязновым завтра поссоришься…

Он профессионально отреагировал на несвойственное ей слово.

— Разногласия?..

— Вот именно, разногласия. Он меня еще попросил тебя не беспокоить, если вдруг позвонишь. Порядочный человек.

До Турецкого постепенно доходило, какую шуточку сыграл с ним вражий сын Снегирев. Ну конечно. Зачем ему подставлять того же Дроздова? Взял да и приперся по знакомому адресу на Фрунзенскую. Уж кто-кто, а он отлично знал, что хозяина дома не застанет…

При мысли о том, ЧТО мог бы сотворить «порядочный человек», если бы того захотел, у Турецкого ослабли коленки.

— Саш, ты бы сел, — напуганная выражением его лица, сказала Ирина. Наверное, по его виду можно было предположить внезапную боль, ибо она встревоженно спросила: — Опять плечо?..

Турецкий сел прямо на клетчатый плед, аккуратно сложенный на диване. Вот взять бы да и выложить ей, что на самом деле представлял собой ее благородный спаситель. Заступник обиженных женщин, твою мать. А сам связался с приватизаторами из Кандалакши!

Снегирев внезапно показался ему чудовищем, способным на любую гадость и мерзость. Одновременно в глубине сознания звучал более здравый (а здравый ли?..) голос, утверждавший: Ирину Алексей не тронет никогда и ни при каких обстоятельствах. В этом Саша был необъяснимым образом убежден. Не тронет, и все.

Вот что начинается, когда в чисто служебные дела впутывают семью.

— Так… — чувствуя себя выпотрошенным, проговорил Турецкий. — Ну и куда он дальше пошел, твой?..

— Не знаю, — пожала плечами Ирина. — Он мне не докладывал. Взял рюкзак и пошел…

Из кухни вкусно пахло супом с фрикадельками. Добравшись до ванной, Турецкий обнаружил на краю раковины резиновые перчатки. Ирина правильно оценила реакцию мужа и не стала ничего объяснять, но Турецкий все понял сам. При мысли о том, что Снегирев не так давно стоял прямо вот тут, за прозрачной пластиковой занавеской, регулировал температуру воды, потом намыливался его, Турецкого, мылом и поворачивался под тугими теплыми струями, приятно бьющими сверху…

Нет, такой наглости и откровенной насмешки над собой он все же не ожидал.

— А спинку потереть он тебя не просил?.. — вырвалось у него.

— Не смешно! — сказала Ирина. Он хмуро заметил:

— Ты его еще пожалей.

Она промолчала, но на лице у нее было написано: «И пожалею!» Она даже не стала спрашивать, почему, собственно, Снегирева не следовало жалеть.

Женщины.

Горячий, вкусный суп, впрочем, без остатка растопил возникший ледок. Когда дело дошло до чая и Ирина хитровато предложила ему кусочек торта, Турецкий неожиданно для себя громко расхохотался.

Торт оказался свежим и вкусным. Однако потом, устроившись на диване, Саша вернулся мыслями на грешную землю.

«Итак, по крайней мере одним вопросом меньше, — размышлял он, решив извлечь из дурацкой ситуации максимальную пользу. — Нам известно, куда Снегирев направился в Москве и где провел утро. Известно также, что он брился и приводил в порядок себя и одежду.