По мере приближения к кострам колеблющийся свет выхватывал всё больше деталей облачения Ильи — характерный гребень на шлеме, узоры на доспехах, заклёпки на щите…

— Ахилл, — уже более уверенно повторил один из греков.

— Ахилл, — подхватили стоявшие рядом с ним воины.

— Ахилл? — вопрошали те, кто находился дальше и не видел приближавшегося Ильи.

— Ахилл! — сообщали им стоящие впереди.

Имя прославленного греческого героя волной прокатилось по лагерю. Уже несколько минут спустя казалось, что вся армия поднялась на ноги, и вечерняя тьма наполнилась оглушающим кличем:

— Ахилл! Ахилл! Ахилл!

Илья даже не успел понять, когда его подхватили на руки, но в какой-то миг он просто взмыл над толпой, и его понесло, словно приливом. Решившие, что боги лишили их прославленного героя, греки ликовали: Ахилл снова с ними, значит, и победа тоже будет их.

— Ахилл! Ахилл! Ахилл!

Волна многочисленных рук, наконец, опустила Илью на землю у выстроившегося плотным строем отряда. Едва его ноги коснулись песка, вытянувшиеся перед ним, как на параде, воины дружно вскинули вверх копья и что-то коротко гаркнули.

«Мирмидоны», — сообразил Илья. Ликовавшие греки принесли его прямо в «родной лагерь» и сейчас стояли поодаль, почтительно за ним наблюдая.

Илья проигнорировал толпу за своей спиной. Обвёл мирмидонов медленным взглядом и коротко кивнул, понадеявшись, что именно так отреагировал бы в этой ситуации настоящий Ахилл.

Из рядов мирмидонов выступил один, курносый и рыжеусый. «Патрокл», — сообразил Илья, вспомнив, что совсем недавно видел его фотографию в море тех, что показывал ему Ян. Подошёл к Илье улыбнулся, положил руку ему на плечо, сжал на секунду и молча кивнул головой.

А через несколько мгновений Илья уже остался один в шатре Ахилла.

Жилище легендарного героя не впечатляло. Полутьму небольшого пространства слабо освещал коптящий в самом центре, на утоптанном песчаном полу очаг, дым которого по большей части уходил в небо через дыру в потолке. Впрочем, того дыма, что оставался внутри, хватало, чтобы покрыть все вещи тонким слоем копоти.

У входа — груда тряпья. За ней — громоздкий сундук на резных ножках, при скудном освещении здорово смахивающих на лапы неизвестного крупного хищника. Неподалеку — высокая жаровня. В другом углу — очень низкий овальный столик на трех ножках-лапах, вполне могущих принадлежать гарпиям. Похоже, в те времена весь свой нерастраченный талант художников создатели мебели фокусировали исключительно на ножках.

Постель представляла собой обычный дифф — низкий удлинённый стул без спинки, на четырех ножках, покрытый овечьей шкурой. Видимо, это, условно говоря, постель. Подушек не видно. Илья припомнил, что где-то то ли читал, то ли слышал, что подушки являлись принадлежностью лож для чтения и письма, а иногда — лож для пиршеств, но никак не постелей воинов в походах.

Илья уселся на дифф-кровать и задумался — что теперь? Спать совсем не хотелось — давало о себе знать нервное возбуждение.

Не снимая доспехов — в них как-то поспокойнее — Илья стянул с себя шлем и откинулся на постель. Итак, сегодня вечером вся армия признала в нём Ахилла. Но завтра его увидят при свете дня, и у кого-то могут возникнуть сомнения. Остаётся надеяться, что никто не решится их озвучить и что сработает эффект толпы: раз все вокруг признали в нём Ахилла, значит, он и есть Ахилл — толпа ошибаться не может.

Груда тряпья у входа едва заметно зашевелилась. Илья мгновенно вскочил на ноги и тут же понял, что принял за груду тряпья Ахиллову пленницу Брисейду — на него смотрела растрёпанная черноволосая молоденькая девушка лет семнадцати, не больше, с длинноватым носом и испуганными ярко-зелёными глазами.