Ответов на вопросы не было.

А, значит, оставалось только одно — продолжать бежать.

И Ахилл бежал.

Разбудил Илью шум просыпающегося лагеря, и первым делом он потянулся к ксифосу, спрятанному под шкурой.

«Надо же, еще не пробыл тут и суток, а какие рефлексы вырабатываются!» — хмыкнул он про себя и оглядел палатку в поисках пленницы.

Казалось, за ночь Брисейда так и не пошевелилась и сейчас не сводила с Ильи настороженного, тревожного взгляда. Лучи поднимающегося солнца пробивались через ткань палатки, и в утреннем свете Брисейда выглядела совсем молоденькой и какой-то особенно хрупкой. Илья поймал себя на мысли, что начинает искренне жалеть пленницу — совсем ещё девчонка, отец и муж погибли, а саму её отдали врагу. Не просто врагу — убийце родных. А сегодня вечером Брисейду заберут в лагерь Агамемнона, и кто знает, что ей там предстоит.

Вздохнув, Илья напомнил себе, что все эти события на самом деле уже давным-давно случились. И Брисейды вот уже три тысячи лет как нет в живых… Однако эти доводы теряли большую часть своей убедительности, когда с него не сводила испуганных ярко-зелёных глаз молоденькая девчонка, которая здесь и сейчас была более чем жива. Здесь и сейчас она дрожала от страха, здесь и сейчас она страдала от потерь…

Связывать Брисейду по-прежнему не хотелось. Илья наклонился к пленнице и намеренно сурово сказал:

— Убежишь — поймаем, и будет хуже.

В палатку заглянул Патрокл, и Илья напрягся — вдруг в свете дня ближайший соратник Ахилла заметит подмену?

Не заметил. Только коротко сообщил, что мирмидоны готовы.

Илья кивнул, обулся, поднял ксифос со щитом, водрузил на голову шлем. Несколько долгих мгновений мучительно колебался, решая, стоит ли принимать фрейтс сейчас или сэкономить для более серьёзных ситуаций. Решил обойтись без препарата и быстро вышел из палатки.

Широкий пляж буквально кишел людьми. Нет, ста тысяч там, конечно, не было. Но около десяти тысяч — наверняка. И все эти тысячи неорганизованной толпой двигалась куда-то в сторону Трои. Илья оглянулся на не сводящих с него глаз мирмидонов и последовал за греческим войском.

При свете дня прислонившаяся одним боком к плешивой пологой горе Троя совсем не впечатляла своими размерами и тем более не поражала архитектурными изысками. Да и великая неприступная стена, о которую разбилось немало армий древности, высотой, пожалуй, не дотягивала до обычного трехэтажного дома.

Зато перед сложенной из грубого камня стеной уже поджидала армия Трои и союзников. Лучники на стенах — пока от греков их отделяло метров триста-четыреста. Широкая лесополоса копий, за ней с правого фланга — небольшой отряд боевых колесниц, слева — довольно немногочисленная конница.

Илья прищурился и приставил козырьком ладонь ко лбу, пытаясь понять, что именно привлекло его внимание к наездникам. Через несколько мгновений сообразил и тихо присвистнул. То, что амазонки — это не вымысел, он прекрасно знал: воинственные кочевые племена, в которых царил матриархат, долгое время донимали скифов, а после ушли куда-то в низовья Дона и район Азовского моря, и именно там след легендарных женщин-воительниц оборвался… Но в глубине души Илья всегда полагал, что участие амазонок в Троянской войне — это вымысел Гомера, удачный способ украсить эпическое повествование пикантной деталью. Однако нет, вот они, амазонки, стоят отдельным отрядом среди конников троянского войска и явно рвутся в бой.

А вот у греков всадников оказалось куда меньше, чем у противников — всего одно подразделение. Впрочем, это и понятно — большую конницу на плоских кораблях-лодках перевезти затруднительно.

Греческая армия стояла не сплошным строем, войско каждого царства держалось отдельно; Илья насчитал с полтора десятка подразделений.