|
Это не женщины, это бездонные бочки, жажду любви которых никто не в состоянии утолить, и измученный их постоянными требованиями любви и ревностью, терплю их из последних сил. Я, в общем-то, несмотря ни на что, душевно здоровый человек, я утомляюсь и ухожу, оставляя после себя зияющую рану. Я знаю, что причиняю боль, но если не уйти, будет союз двух мучающих друг друга людей. И только. Я вынужден терпеть чужую любовь, а она утомляет.
И скольких вы погубили? Глупости наделали не все, но дюжина дурочек наберётся, - он брезгливо поморщился. - Но, видит Бог, я предупреждал вашу племянницу, что любить её не способен, - Сабуров тускло улыбнулся, - в любом случае, я - не тот, кого вы ищите, хоть, может быть, стою мертвеца, упыря и инкуба вместе взятых.
Глава 4. Легион Велиара.
Ум, принявший дурные помыслы, уже не нуждается в сатане, ибо сам для себя стал сатаной.
Корвин-Коссаковский встал. - А почему, - мысль эта совсем неожиданно ударила его, - почему вы все о дуэли-то спрашивали? Меня убить хотели или свой лоб подставить? Сабуров не смутился. - Вас, дорогой Арсений Вениаминович, поверьте, убивать бы не стал. Что до своего лба... Нет, подставлять лоб под пулю тоже не собирался. Я... жить хочу, как ни странно. Меня Господь либо для большого покаяния, либо для кары великой бережёт, но я на себя руки никогда не наложу и смерти искать тоже не собираюсь. Так вы не считаете меня убийцей вашей племянницы? - А что это изменит? - спросил Корвин-Коссаковский, - в вас невероятная сила духа, и дана она вам промыслительно. Вы не смогли убить упыря в себе, а стали губить души. Вы - убийца. Да и упырь тоже. Только что не тот, кого я ищу... Но если таков человек, Господи, - пробормотал он почти про себя, - то каким же будет бес? На скулах Сабурова заходили желваки, но он ничего не ответил, и Корвин-Коссаковский в безмолвии пошёл к выходу. Он ни на минуту не задержался у двери, при этом чувствуя в душе полнейшую опустошённость. Его усилия в который раз показались ему пустыми и бессмысленными, все члены сковала вялая слабость, он с трудом спустился по лестнице, цепляясь и временами повисая на перилах. В глазах было темно, он почти ощупью нашёл входные двери. Холодный ноябрьский вечер веял морозом. Обернулся Корвин-Коссаковский внизу, уже у кареты. Сабуров стоял у парадного входа и молча смотрел на него. Он вызывал в Арсении и жалость, и брезгливость. Корвин-Коссаковский сел в карету, велел было ехать к Палецким. Но тут снова изумился. Сабуров подошёл к экипажу и остановился у двери. Теперь он поразил Корвин-Коссаковского. На лице его была спокойная улыбка, лёгкая и очень ему шедшая. Он казался ожившим ангелом с фрески Рафаэля. - Насчёт вашего давешнего упрёка. Девица стала моей любовницей, тут я, конечно, негодяй. Но не сделай я этого, я всё равно оказался бы негодяем, Арсений Вениаминович. Так она выбросилась из окна, а пошли я её, как хотел, к чёрту, вы бы её из Невы к утру выловили. Не в упырях тут дело, господин Корвин-Коссаковский, поверьте. От иных таких пиявок, как ваша племянница, и упырям впору спасаться... - Сабуров почти хохотал. Глаза его искрились смарагдовым блеском. Корвин-Коссаковский понимал, что Сабуров мстит ему за унижение, но не мог и не признать, что аргумент Аристарх Андреевич нашёл убийственный - потому-то и хохотал, подлец. Но убийственность аргумента - не есть его полная истинность. Да, влюблённая дурочка могла совершить глупость, не получи она желаемого. Но она совершила её, до конца поняв, что её Прекрасный Принц - простой выродок, хуже любой нежити. Однако, несмотря на жуть состоявшегося объяснения, Корвин-Коссаковский поверил Аристарху Сабурову. Поверил и в исповеди, и в том признании, что Сабуров вовсе не инкуб. А стало быть, инкуба он просмотрел. Просмотрел и всех остальных. |
