Когда настал день отъезда домой, в Москву, Орлов понял, что боится. Семь недель — срок достаточный, чтобы и соскучиться, и отвыкнуть. Александру Ивановичу казалось, что там, дома, начнется какая-то новая, совершенно незнакомая жизнь, которую он не понимает и к которой не готов.

— Ни о чем не волноваться и ни о чем не беспокоиться, — напутствовала Орлова лечащий врач, немолодая женщина, с которой у него отношения сложились вполне добрые, почти приятельские. — Вы человек разумный, держать себя в руках умеете, так что я очень на вас надеюсь.

«Знала бы ты, какая у меня на самом деле жизнь, — мысленно ответил ей Орлов, пожимая на прощание теплую сильную сухую руку, покрытую морщинистой кожей. — При моих обстоятельствах никак невозможно ни о чем не волноваться. Я сам сорок лет назад сделал так, что теперь покоя мне не будет до самой смерти».

На следующий день после того, как Александра Ивановича увезли на «Скорой» и положили в больницу, Татьяна Потапова впервые в жизни начала ощущать себя настоящей хозяйкой дома. До того, как переехать к Орловым, она с самого рождения жила в однокомнатной квартире, сначала с мамой и папой, потом только с одной мамой, и всегда помнила, что настоящая хозяйка — мама, а она, Танюшка, просто получила разрешение здесь жить и вместе с этим разрешением — обязанность помогать. Все вопросы решала мама, и она же делала все распоряжения. У Орловых Татьяна оказалась единственной женщиной в квартире, но все равно постоянно помнила о том, что хозяин здесь — отец Бориса, а она живет только потому, что ей «разрешили». И ни ее хозяйственность, ни умение готовить, ни тщательно поддерживаемый ею порядок в этой квартире, ни положение будущей жены и невестки ничего не могли изменить в ее мироощущении. Она младшая, а потому бесправная.

Однако наутро после госпитализации Александра Ивановича в сознании Татьяны начали происходить перемены, сперва незаметные, маленькие, казавшиеся ей даже немного смешными. Например, она, едва проснувшись, стала привычно прикидывать, какие из домашних дел выполнить прямо сейчас, а какие оставить на вечер, когда вернется с работы, и вдруг сказала себе: «Когда захочу — тогда и сделаю, все равно Александра Ивановича не будет, и я ему не помешаю. Борька на дежурстве, завтрак можно не готовить, мне самой и чашки кофе хватит, значит, можно еще поспать». Вечером, по дороге с работы, она зашла в магазин за продуктами и, выбирая между мороженым хеком и такой же мороженой треской, вдруг подумала, что раз она не любит рыбу, то можно же ее и не готовить. Рыбу любит Александр Иванович, и для него Татьяна всегда старалась изобрести что-нибудь вкусненькое и небанальное, собирая рецепты у всех подруг и знакомых, а также в журналах и книгах по домоводству. При мысли о том, что на ужин можно просто поджарить свою любимую яичницу с колбасой, которую они с Борькой оба обожают, девушка счастливо улыбнулась.

Через неделю ей пришла в голову идея пригласить гостей. При Александре Ивановиче это казалось ей невозможным, ведь он немолодой и очень занятой человек, молодежная компания нарушит его покой и привычный уклад жизни. Борис идею одобрил, позвали двух близких подруг Татьяны, одну с кавалером, другую с мужем, и двух друзей Бориса с дамами сердца. Впрочем, деление гостей на «Таниных» и «Бориных» было весьма условным и сильно устаревшим, ибо круг друзей давно уже стал у них общим, и одна из одноклассниц Татьяны теперь даже встречалась с товарищем Бориса, оперативником. Таня красиво накрыла на стол, приготовила самые нарядные салатики, какие умела, запекла в духовке купленную ради такого случая на рынке баранью ногу и весь вечер чувствовала себя полноправной хозяйкой дома, принимающей гостей. Когда все разошлись, она отправила Бориса спать и принялась с удовольствием мыть посуду, повторяя про себя: «Могу и не мыть, оставить на завтра, а могу и сейчас помыть, я сама решаю, когда мне мыть посуду, только сама, ни на кого не оглядываюсь…»

Вот и сегодня, за два дня до возвращения Александра Ивановича из санатория, Татьяна и Борис ждут гостей.