— Слышь, — окликнул меня Васька, — ты когда уезжаешь?

— Дней через десять.

— Значит, в то воскресенье рисоваться пойдем, — утвердил он.

— Как рисоваться? — не поняла я.

— Ну, к художникам ентим. Помнишь?

Я кивнула. Васька отвел глаза и добавил:

— Я, енто, скамейки красил. За теток. Пятьдесят рублей заработал.

— Ну и что? — все еще не понимала я.

— А то! — разозлился Васька. — Портрет твой будет из этого полтинника! Поняла?!

— Поняла. — Я почувствовала, что краснею.

Вдруг Васька схватил меня за руку и больно сжал ее.

— Сворачивай, сворачивай! — косясь на Жеку, зашипел он.

— Что? Почему? — громко спросила я, останавливаясь.

Васька заскрипел зубами, Жека тоже остановился, вертел головой, а я опять ничего не понимала. И вдруг почувствовала, что Жекина ладошка в моей руке мгновенно стала мокрой. Я посмотрела на Жеку. Застывшим взглядом он смотрел куда-то в сторону. Там, на боку, раскинув все четыре лапы, лежал мертвый Тарас. Вывороченный из пасти красный язык был испачкан землей. Земля кругом разрыта.

— Отравили, сволочи, — глухо сказал Васька.

И вдруг Жека засмеялся. Сначала тихо и тоненько, а потом все громче и громче. Я не могла отвести глаз от мертвого Тараса и думала, что Жека плачет, но когда взглянула на его лицо…

— Васька! — завизжала я. — Чего он смеется?!

— Смотри! Смотри! Солнце зеленое! Там мать-и-мачеха цветет! — тоненьким голоском сказал Жека, указывая на небо и по-прежнему смеясь.

Я услышала какой-то странный звук и не сразу поняла, что это лязгают мои зубы.

— Пойдем домой, Жека! — заикаясь, умоляющим тоном пробормотала я.

— Фонтаны! Фонтаны! — радостно закричал Жека. — Мы с Тарасом пойдем купаться!

Я выпустила Жекину руку и взглянула на Ваську. Он был чуть серее, чем обычно, но в общем такой, как всегда.

— Васька, — прошептала я. — Что это?!

— Все, — сказал Васька и зажмурил глаза, словно ему в лицо светили фонарем. — Все. Свихнулся.

— Мы с тобой сейчас искупаемся и поедем к маме, — говорил Жека мертвому Тарасу и гладил его свалявшуюся шерсть и оскаленную слюнявую морду.

Меня вдруг затошнило, и на секунду потемнело в глазах.

— Что же теперь? — отдышавшись, спросила я.

— Все, — спокойно повторил Васька. — Теперь все. В больницу надо. Сейчас соберем вещи и пойдем.

— А ты? — спросила я. — Тебя же заберут тоже.

— Теперь все равно. Кому я теперь нужен? — Васька равнодушно махнул рукой и вдруг засмеялся.

У меня похолодели руки и ноги.

— Да не бойся. Это я просто вспомнил, фильм по телику смотрел. Про кошек бездомных. Так вот он так и называется: «Кому он нужен, этот Васька?» — Васька сел на бревно у стены склада и о чем-то задумался.

Жека пел какую-то песню без слов, гладил Тараса и глядел в небо. Я села рядом с Васькой и подумала, что он совсем бесчувственный и, кажется, вовсе не переживает. Мне стало обидно за Жеку и еще за что-то… и почему-то все это превратилось в злость на Ваську, который сидел с приоткрытыми глазами, прислонившись головой к стене, и, казалось, грелся на весеннем солнце.