Просто он прагматик, в меру циник и считает, что во всём нужно следовать законам природы. А законы природы таковы: в мире есть слабые и сильные, и все мы неравны изначально. Сильные едят слабых и тем живут, слабые, по мере возможности, сбиваются в кучу и стараются как можно дольше не быть съеденными. В природе нет места сочувствию в чистом виде. Если волк будет сочувствовать овце, которую собирается задрать, он просто сдохнет с голоду. Всё просто и не нужно лишних сантиментов.
А к этому— проникся. Хотя, конечно, парадокс: его бы, гада, ненавидеть надо, желать ему смерти всеми фибрами души…
Не за слабость проникся, за искренность. Так искренне переживает, мерзавец, так страдает об утрате чужой машины — вплоть до того, что готов, пожалуй, собственноручно зарезаться. Настолько считает себя виноватым, что даже слова не сказал в своё оправдание, тем паче не осмелился что-то возразить Эдику.
Эдик — красавчик. В роль вошёл просто и естественно, работает элегантно, в человеке явно пропадает талантливый артист. Всё как на репетиции, поэтапно.
Этап первый: здоровый скепсис на фоне благодушного веселья.
— Ну, шутники, мать вашу! Хе-хе-хык… А ты молодец: «…я вас не видел, не знаю…»! Но вообще немного коряво получилось. Скажи Гарику, что шутка не совсем удалась. Потому что…
— Да я вам говорю — это не шутка!!! Вы что, не понимаете?!
— Не, я понимаю… Каждый шутит как умеет. В меру своих способностей, — Эдик согнул палец крючком и отстучал по лысой голове какой-то короткий, но затейливый код. — Но думать-то маленько надо! Ладно, у кого другого… Но — у меня?!!!
— У вас украли машину. — Инструктор прерывисто вздохнул и с обречённым видом уточнил: — Вернее, у меня украли. Вашу машину. Какие тут могут быть шутки?!
— Шутка не удалась по одной причине. У таких, как я, — не воруют. Понимаешь, малыш? По определению. Ты — ладно, может, и не в курсе. Но Гарик-то очень даже в курсе! Это же… Ммм… Это то же самое, что у президента утащить ядерный чемоданчик!
— И тем не менее я вам говорю ещё раз: вашу машину угнали! И я не знаю никакого Гарика!
— Слушай, ты мне начинаешь надоедать…
— Ну почему? Почему вы мне не верите?!!! Я же вам говорю…
Этап второй — быстро, мимолётно: недоумение на фоне формирующегося раздражения.
— Алё, Гарик? Да ещё бы ты не узнал… Слушай, это не ты? Не, я понял, что это ты! Я в каком плане: если это твои хлопцы тиснули мою тачку, самое время покаяться… Не понял? Что значит — «ни сном ни духом»? Погоди, погоди… Эта твоя дурацкая шутка мне уже не нравится. Так что, дорогой, быстро делай выводы, а то у меня начинает портиться настроение…
Этап третий: вспышка гнева, переходящая в холодную ярость, и, как следствие, готовность к противоправной деятельности.
— Нет, Гарик, ты мне даже и не говори об этом… Это твой район, ты здесь за всё отвечаешь! Кто?! Кто посмел без твоего ведома, в твоём районе… Что?!!! Какие-такие «отморозки», че ты гонишь?… Чего? Да мне по барабану, что там в центре Москвы, да у знаменитостей! Да хоть в Кремле, у президента, это не мои дела… Не, а при чём здесь «мерс» Жванецкого?! Ты думай, что говоришь! Где я, а где Жванецкий! Ты че, совсем нюх потерял?! Да я вас всех…
Гарик — это, видимо, какой-то большой человек — хотя бы уже потому, что он отвечает за целый район. Что, по сравнению с Гариком, какой-то там безвестный инструктор, по сути, ноль без палочки? Это просто какое-то ходячее недоразумение, с которым можно поступить как угодно.
И потому сразу, практически без паузы — этап четвёртый. |