Изменить размер шрифта - +
Доходим до северной стены, ждём лестницу и поднимаемся.

— Зануда ты, Дэн. — Магна пошла первой. — Вилли, ты замыкающий?

Травматург кивнул. Если уходить нужно всем, дверь должен закрыть тот, кто менял комбинации шлюза. Иначе произойдёт сброс — и хорошо, если с другого конца коридора окажется помещение. Вполне можно оказаться закупоренным в коробе — и рассчитывать на то, что хотя бы на одной из дверей есть ручка с внутренней стороны. Может и не оказаться.

Травматургу всегда было немного не по себе закрывать дверь в коридор изнутри. Пусть даже работают уже визоры, радары, вся прочая хитроумная техника — а всё равно не пропадает ощущение, что тьма ищет лазейки, чтобы просочиться внутрь, задавить все органы чувств и утопить человека в вязком безмолвии.

— Я на поверхности, — доложила Магна.

— Тишина в эфире, — тут же отозвался Профессор. — Подтвердите, приём.

Все отозвались почти мгновенно. Тишина в эфире, повторил про себя Травматург и продолжил движение — пятясь, так быстрее всего. У коробов стандартное сечение, двадцать пять на тридцать шесть дюймов, и толщина стен не менее десяти футов во все стороны. И эту сталь возьмёт не каждое сверло. А самое интересное в этом материале — его умение залечивать дефекты. Проведёшь царапину (если найдёшь, чем) — она заплывёт не более чем за пять минут.

Можно и не говорить, что ни одному из лучших умов человечества не удалось ответить на главный вопрос: где на самом деле находятся коридоры, кто их сделал и для чего.

…Казалось, он вечность ползёт по этому коридору. В инфракрасном восприятии особенно занятно смотрелись «отпечатки» ладоней — проходило тридцать секунд, и их словно смахивали невидимой тряпкой. Причины такого выравнивания температур также неизвестны. А если замереть и не двигаться, то самое большее через пять минут поверхность под тобой начнёт охлаждаться, со скоростью три кельвина в минуту, вплоть до ста двадцати восьми кельвинов. На стажёров производит большое впечатление трюк, когда в коридоре оставляют бутыль с водой, прикрывают дверцу — а через пятнадцать минут забирают бутыль со льдом. Коридор — не место для отдыха. Уснёшь — и отдых станет вечным, и ещё кому-то придётся забирать твои замёрзшие останки.

 

Строго говоря, это не хранилище. Турбулентность в хранилище близка к нулевой, самое большее — ветерок подует, если вести себя слишком громко, иначе экспонатам не поздоровится. А здешнее Помещение славится именно турбулентностью: спровоцировать её может громкий голос или яркий свет, быстрое передвижение тел крупнее десяти сантиметров в поперечнике. Если замереть, не сопротивляться, а лучше — упасть на пол и не отсвечивать — может обойтись лёгким испугом (если только не подхватит вихрем или не упадёт что-нибудь массивное). Стажёров учат и этому, правда — в другом Помещении, не таком фатальном. Конкретно по этому и Травматургу, и его коллегам приходилось проходить раз пятьдесят, и только два раза наступала турбулентность, по счастью — слабая.

После десятого раза это становится лёгкой прогулкой. Конечно же, никто не расслабляется. У всех Помещений есть общая черта: субъективное время здесь замедляется, иногда — очень сильно, и у всех по-разному. Пробыл пару минут, а показалось — полчаса. Чтобы не погрузиться в себя и не уснуть (а это почти наверняка верная смерть), нужен раздражитель. Лучше всего — говорить друг с другом. Но вот конкретно в Помещениях с турбулентностью общаться и не следует: малейшее отвлечение внимания может стоить жизни.

Зато можно переместиться за тысячи километров всего за десяток-другой минут астрономического времени. И даже Шодан не в состоянии зафиксировать этого перемещения: после выхода из коридора человек вне восприятия её датчиков и вне доступности её эффекторов.

Быстрый переход