– Молодость горяча, – добавила Долли. – Девушка не обращает внимания на орхидеи.

– Прекрасно! – сказал Чевиот. – Тогда я буду присылать фиалки.

Долли просияла.

– Вы должны попробовать, Флер их обожает. А я тем временем буду петь вам похвалы.

Он поклонился, проводил ее до экипажа, и они расстались.

Барон наезжал в Кедлингтон только на выходные дни, но всегда был в ярости. Слуги трепетали от страха, и только Певерил Марш осмеливался заговаривать с ним, когда тот наносил визиты молодому художнику.

Дензил расхаживал взад и вперед по студии в башне, мрачно наблюдая, как юноша вдыхает жизнь в великолепную картину, изображающую Кедлингтон. Чевиот был настолько занят собой и своими делами, что снова и снова спрашивал Певерила, действительно ли его умершая сестра обладала даром предвидения.

– Она на самом деле могла заглядывать в будущее? – постоянно спрашивал барон, сжигаемый страстью к Флер.

Певерил смотрел серьезными глазами на несчастное лицо своего странного патрона и отвечал:

– Думаю, что да, господин. То, о чем говорила Элспет, всегда сбывалось.

После этих слов Дензил терял интерес к картине и к своему протеже и возвращался в свои покои.

Глава пятая

Флер сидела в небольшом кабинете в глубине дома кузины Долли, просматривая только что принесенную газету с траурной рамкой.

Прошло уже почти сорок восемь часов с тех пор, как король Уильям Четвертый испустил последний вздох. Этим утром лорд Мельбург передал первое послание новой королевы в палату лордов, а Джон Рассел – в палату общин.

Флер, приученная отцом интересоваться всем, что происходило в стране, с интересом просмотрела статью, в которой настоящий период описывался как время «абсолютного спокойствия». Молодая королева взошла на трон в счастливый момент истории, и страна может подумать об уменьшении суммы налогов, улучшении уровня жизни, о смягчении существующих суровых законов. Ожидалось, как сообщала газета, что молодая королева откроет парламент в ноябре; без сомнения, окруженная мудрыми советниками, новая повелительница будет внушать чувство преданности своим подданным.

Читая статью, Флер подняла глаза и задумалась о молодой королеве, ее ровеснице. Виктория должна теперь жить в лучах света, сияющего вокруг трона. Никакие ее поступки или слова не могут оставаться в тайне. Муж для нее будет выбран, и она не сможет даже полюбить и выйти замуж так, как хотелось Флер Родни: за человека, которого она сама выберет.

– Как можно быть королевой? – спросила себя Флер и с участием вздохнула, полагая, что молодая девушка, вовлеченная в государственные заботы, чувствует себя одинокой и испуганной.

– Как бы я себя чувствовала на ее месте? – вслух произнесла Флер. – Боже, благослови и сохрани нашу бедную маленькую королеву!

Со временем меланхолию, в которой Флер пребывала с момента отъезда родителей, сменило ощущение счастья. Прошлой ночью джентльмен, знакомый с папой, привез запечатанное письмо из Парижа, в котором родители сообщали своей дорогой дочке, что завтра вернутся в Англию. Отец предлагал Флер со своей служанкой поехать в Пилларс и там ждать экипаж, который привезет его и маму из Дувра. Маленькая семья снова воссоединится в своем доме.

– О Боже мой! – воскликнула Флер и отложила газету, которую надо было сохранить для Арчибальда. Флер очень редко видела своего кузена, да и то только за едой. Он казался ей покорным, глупым и угрюмым человеком, который всегда жаловался на дороговизну и осуждал слуг за ненужную экстравагантность в доме.

Флер надеялась, что в этот вечер будет ее последний семейный обед с де Вир, и мысль о возвращении в родной дом наполняла ее возбуждением.