Никто из ссыльных не садился с Сашкой перекурить.

— Мало того, что в доме принял. Еще и за извозчика подрядился! Выслужился! Жопу начальству лизнул.

— Ворон ворону глаз не выбьет… Вот и эти — одной крови. Снюхались! На наших костях! — возмущались ссыльные.

И прорвало терпение Пряхина. Он долго слушал пересуды. А тут взъярился:

— Трепачи! Сплетники гнусные! Да чем вы лучше тех, по чьей милости в ссылке оказались? Такие же негодяи! Просто условий не было, чтоб все дерьмо махрово расцвело. Зато здесь все наружу полезло! Не верю вам, что ни за что сослали! Дай волю, вы и родного брата, отца заложили бы! Иначе, с чего мне кости моете? Семь лет я с вами бок о бок живу! Чем себя опозорил, кому сделал плохо? Почему не спросили ни о чем, а сразу грязью поливаете? Предполагаете? По себе судите? А я при чем? — гремел Пряхин.

— На его руках крови больше, чем воды в Широкой! Ты это знал. Почему принял? Разве нет на его совести слез наших усольцев? Иль у тебя память отшибло? — возмущались мужики.

— Я помню все! И знаю большее! Но суть не в том. Я принял в дом не Волкова! Не власть.

— А кого же? Иль нас за дурных принял? Слепыми считаешь?

— Человек в беде оказался. Пусть подлец, негодяй! Но мы-то разве лучше, если голодая, бедствуя, бросили его на зубы собачьи?

— Они одной породы с ним!

— А мы и псов хуже! На злобу злобой, воспользовались случаем. И сворой на одного. Обрадовались ситуации! Как же? Представился случай свести счеты!

— Какие счеты? Ему позволили в столовой переждать ледоход!

— Облагодетельствовали! А ты сам на голых скамейках забыл, как спится?

— А как мы по его прихоти валялись на бетоне в камерах? На нарах! В «мешке», это ты забыл?

— Продержи вы его в столовой, не знаю, сколько бы из вас за это поплатилось горем. Но верю, даром не прошло б.

— Сознательным стал!

— Я всегда был одинаков! И не признаю сведения счетов в неравных условиях. Это все равно, что здоровый мужик выйдет бороться с немощным стариком. Я для себя такого не пожелаю. Пусть эта участь минует каждого, кто себя считает мужиком! Я уж не говорю о прощеньи и понимании. Я напоминаю ситуацию! Разве мало сами в таком положении оказывались? Зачем же уподобляться? Мы — ссыльные! А не уголовники, чтоб расправляться с тем, кого подкинул случай:

Отец Харитон тяжело вздохнул. И сказал негромко:

— Прав человек…

Ссыльные поумолкли. Пряхин, допив свой чай, курил молча.

К нему подсел Андрей Ахременко и попросил, как недавно:

— Остынь. Расскажи-ка лучше, как немцы у себя в Германии живут. И правда ль, что у них во всем всегда порядок?

Пряхин рассмеялся:

— Это верно. Попробуй — у них на улице плюнуть, или высморкаться на асфальт, как у нас. Или, не приведи, цветок сорвать с клумбы! Штраф сразу предъявят. И пристыдят… Но так, что век помнить будет.

— Ишь ты! А куда ж они сморкаются, в кулак и об штаны?

— В платок, дед, в носовой платок!

— Да где ж их наберешься на все носы?

— Саш, а это правда, что они пиво водой не разбавляют?

— За это у них посадили бы в тюрьму и лишили права заниматься пивоварением. У них — честь фирмы превыше всего. И работают немцы без обязательств, без ударников. А пиво на весь мир славится. Особо — баварское.

— Это навроде жигулевского?

— Наше — помои, в сравненьи с их пивом. У них его два десятка сортов. И все отменные…

— Хоть бы наших помоев попробовать. Уж и вкус забыл, — простонал кто-то.

— Эй, мужики! Собаки брешут! Вон на берег побежали. Кого-то <style name="1pt">к нам</style> несет! — прислушалась Тонька.