Изменить размер шрифта - +
Листва то и дело хлестала по лицу. Но не больно. Он старался издавать как можно меньше шума. Через несколько минут он уже сидел на широкой ветке. Со всех сторон его окружала зелёная листва. Арсентьев поёрзал, устраиваясь поудобнее. Скатился немного вниз и обвил ногами ствол дерева. Он засел позади ствола, если смотреть с центрального входа. Именно это направление необходимо было защитить как можно лучше. Он перевернул кепку обратной стороной, снял очки и сунул их в правый карман куртки. Затем подёргал рукой тоненькую ветку, торчавшую справа от него на уровне глаз. Она оказалась достаточно прочной. После всех этих приготовлений, он распахнул куртку и разорвал узкую полосу подкладки с правой стороны подмышкой. Он её тут же расширил настолько, чтобы можно было вытащить… автомат. Для этого он и просил нитки с иголкой у Жоры. На катере Арсентьев разорвал подкладку куртки и спрятал там автомат.

Приклад упирался в нижнюю часть пояса, а ствол прямиком в плечо. Это несколько мешало при ходьбе, но, главное, снаружи ничего не было заметно. Вслед за автоматом, он распорол левую часть и извлёк из-под подкладки глушитель, снайперский прицел и обойму. Поразмыслив, он засунул обойму и глушитель обратно.

Арсентьев разложил приклад, закрепил сверху прицел, а затем поставил автомат на ветку. Положение оружия было неустойчивым, по этой причине он придвинул автомат поближе к стволу, но с расчётом на то, что такое действие не помешает ему отслеживать ситуацию на кладбище. Закончив с приготовлениями, он приложил правый глаз к окуляру, а правой рукой стал регулировать прицел. Он продолжал делать это до тех пор, пока центральный вход и вся улица за ней не оказались перед ним как на ладони.

 

— Серый дом, обшитый пластиком, прямо за входом на противоположной стороне улицы, — пробормотал под нос Арсентьев, ведя наблюдение, — двенадцать окон на первом этаже. Все закрыты жалюзи. Второй этаж.

Двенадцать окон. Часть окон открыта. Похоже на офис. Машины у здания. Одни дорогие марки. Стоянка огорожена цепью. Возле тротуара машин нет… прохожих мало. Слева и справа открытое пространство. Ничего необычного. Теперь вход. Арка, забор из красного кирпича… площадка для стоянки автомобилей. Легковых автомобилей нет. Только один микроавтобус. Рядом стоят три женщины…. Все торгуют цветами. Ничего. Ни намёка. Если только здание и машины у здания…. нет, все номера местные. Не то… значит надо ждать. Они должны появиться. Арсентьев отстранился от прицела и слегка расслабился. Затем достал из кармана рубашки жвачку и засунул себе в рот. Неожиданно вспомнились слова молодой женщины — гида.

 

«А ведь она права, — думал Арсентьев, — тысячу раз права. Ничего не изменилось. Тот же 37-й год. Нас и сейчас уничтожают. Морально и физически. Та же верхушка уничтожает. Только методы другие. Скрытые. Невидимые.

Затем включается информационная машина и перемалывает сознание людей. В итоге, верхушка оказывается едва ли не самой праведной, а такие, как я — отверженными. Они — хозяева жизни. Для них наша жизнь — пыль. Стряхнул с себя и пошёл дальше уничтожать. Ничего не меняется. Ничего. Тот же римский метод… хлеб, развлечения и войны. Ещё древние патриции говорили: „У народа должен быть хлеб, развлечения и враг, которого нужно уничтожить. И тогда мы сможем делать всё, что угодно с этим народом“. Но я не игрушка, которую можно использовать и выбросить, — с внезапной злостью подумал Арсентьев, — хотят войны? Они её получат. Сиваков… гнида, а не генерал. Ещё посмотрим, чья возьмёт».

 

Он снова приложился к прицелу. Отпрянул, а затем снова приложился. Справа к кладбищу приближались два чёрных джипа. Вскоре Арсентьев ясно разглядел… московские номера. Джипы миновали центральный вход, проехали метров двести и остановились.

Быстрый переход