Когда сенатора не стало, между вами и деньгами оставалось всего лишь одно препятствие. Зинни хотела пойти простым путем — получить развод, но разводу мешал ребенок. И вы тоже, как мне кажется. Оставалась еще одна смерть, и вы получали целых пять миллионов и жену, которой пришлось бы подчиняться вам до конца ее дней. Эта смерть случилась сегодня, и вы практически сознались, что подстроили ее.

— Ни в чем я не признавался. Я предоставил вам практическое доказательство того, что Карл Холлман убил брата. Вероятно, он убил и Зинни. Он мог проехать через весь город на украденной машине.

— Как давно Зинни убита?

— Думаю, около четырех часов.

— Вы лгун. Когда я обнаружил ее тело меньше часа тому назад, оно было теплым.

— Вы, наверное, ошиблись. Можете не ставить меня ни во что, но я — квалифицированный врач. Я покинул ее, когда еще не было восьми, и вскоре она умерла. Сейчас уже полночь.

— Что вы делали, когда вернулись?

Грантленд заколебался. — Когда я ее нашел, я долгое время не мог двигаться. Я просто лежал рядом с ней на кровати.

— Вы говорите, что нашли ее в постели?

— Так оно и было.

— А каким образом кровь оказалась в коридоре?

— Когда я выносил ее из дома. — Он содрогнулся. — Неужели вы не видите, что я говорю правду? Должно быть, Карл явился сюда и обнаружил ее спящей. Возможно, он разыскивал меня. В конце концов, я — тот врач, который определил его в клинику. Возможно, он убил ее, чтобы отомстить мне. Я оставил дверь незапертой, как идиот.

— А вы случаем не подстроили так, чтобы Карл на нее наткнулся? Или как?

— За кого вы меня принимаете?

Вопрос был сложный. Грантленд уставился на одежду Зинни с искаженным от горя лицом. Мне приходилось встречаться с убийцами, которые, убив своих возлюбленных, скорбели по ним. Большинство из них были нерешительные, убитые горем люди. Они убивали и плакали, и разрывали свои тюремные одеяла, и сплетали из них веревки, и завязывали в петлю. Сомневаюсь, чтобы Грантленд вписывался в эту категорию, но все могло быть.

— Я думаю, в сущности вы — дурак, — сказал я, — как и все те, кто пытается отыграться на обычных посредственных людях. Я думаю, вы — опасный дурак, потому что вы испуганы. Вы доказали это, когда попытались заставить Рику замолчать. А Зинни вы тоже пытались заставить замолчать с помощью ножа?

— Я отказываюсь отвечать на подобные вопросы.

Он рывком поднялся и подошел к окну. Я встал рядом. Пистолет был между нами. Секунду-другую мы стояли, разглядывая лежащий внизу на длинном склоне город. Его полночные огни были разбросаны по холмам, словно последние искры фейерверка.

— Зинни я любил по-настоящему. Я не смог бы причинить ей вреда, — сказал он.

— Согласен, что это маловероятно. Не станете же вы убивать золотую гусыню как раз тогда, когда она готова нести для вас яйца. Месяцев через шесть или через год, после того, как она вышла бы за вас замуж и написала бы завещание в вашу пользу, вы бы, пожалуй, пересмотрели свое отношение к ней.

Он гневно повернулся. — Я не обязан выслушивать ваши инсинуации.

— Верно. Не обязаны. Мне все это осточертело, как и вам. Пошли, Грантленд.

— Никуда я не пойду.

— Тогда мы сообщим куда следует и вас заберут. Вам несладко придется, но долго это не протянется. К утру вы подпишете признание.

Грантленд уперся. Подталкивая его сзади, я повел его по коридору к телефону.

— Звонить будете вы, доктор.

Он вновь заартачился. — Послушайте. Звонить совсем не обязательно. Даже если ваша гипотеза верна, а это не так, то против меня нет никаких реальных доказательств.