Как будто им несешь детскую чепуху. В чем тут дело, не могу понять! Убытки государства из-за обмеления Каспия исчисляются миллиардами рублей, благосостояние сотен тысяч людей зависит от уровня моря, а солиднейшие ученые страны конфузятся, когда заговоришь о проблеме Каспия. Просто мистика какая-то!
Лиза невольно рассмеялась, но тотчас же стала серьезной: она с интересом слушала. Лиза умела слушать.
— На днях я начал было читать один фантастический рассказ,— продолжал Мальшет,— бросил, не дочитав: дрянь ужасная... Герой предлагает перегнать Венеру и Марс на земную орбиту. Сатурн, Уран и Нептун расколоть на части, а осколки поодиночке подогнать поближе к Солнцу. Детей он предлагает воспитывать на Юпитере, чтоб у них окрепли кости и мускулы...
— Неужели могли напечатать такую глупость? — засмеялась Лиза.
— Как видишь! Конечно, герой предлагает это по молодости лет. Но другой персонаж, «мудрый и старый», по словам автора, говорит по этому поводу: «Ваши идеи понадобятся лет через триста»... Так вот, мы же не предлагаем расколоть на части Сатурн. При современном уровне науки и техники регулирование моря человеком — вполне доступная вещь. Почему же, когда мы в сотый раз напоминаем об этом, солидные ученые на нас смотрят, как на инфантильных? Почему?
Мальшет вопросительно смотрел на Лизу, вертя в пальцах карандаш.
— Если наука почти неопровержимо докажет, что на Марсе есть разумные существа, то солидные ученые будут последними, которые признают это вслух,— задумчиво проговорила Лиза.— Не потому, что они косные или консервативные, нет, а просто слишком много об этом писалось облегченно и несерьезно (как у твоего этого автора), и маститому ученому просто неловко всерьез рассуждать об этом. Так, мне кажется, получилось с каспийской проблемой. Много шума подняли вокруг проекта дамб и поворота сибирских рек. Самая хорошая песня, когда мотив ее становится избитым от беспрерывного повторения, теряет все свое очарование.
— Вот те раз! — возмутился Мальшет.— По-твоему, мы слишком много говорили о каспийской проблеме?
— Об этом писали и говорили люди совсем некомпетентные, которых интересовала не научная постановка вопроса, а...
— А нужды народного хозяйства!— твердо договорил Филипп.
— Пусть так. Но как только вопрос о регулировании уровня Каспия человеком стал достоянием широкой толпы...
— Народа!
— Да, народа, конечно... то ученые, привыкшие к обсуждению проблем в аудиториях и кабинетах, на сугубо научном языке с применением труднопонятных формул, пришли к убеждению, что каспийский вопрос — это что-то несерьезное.
— Ты этим объясняешь...
— Да. Вспомни академика Оленева.
— К черту Оленева! Но я не согласен с тобой. Не все же такие ученые, как Оленев...
— Конечно, не все, но...
Лиза и Филипп заспорили, как они спорили прежде. И все же это не было прежним разговором. Мальшет все время ощущал невидимый занавес между собою и Лизой и досадовал.
— Лиза, мне нужно с тобой поговорить! — перебил он сам себя.
— Я слушаю тебя, Филипп!
— Лизонька, неужели ты до сих пор сердишься? Знаешь ведь, какой я вспыльчивый дурак. Ну?
— Я не сержусь.
— Но я чувствую!
— Нет, ты ошибаешься. Мальшет помолчал, огорченный.
— Лизонька, ты всегда была моим самым лучшим другом...
— Я и теперь твой друг.
— Будто?
— Ну конечно, Филипп! Я всегда буду твоим другом и помощницей — всю жизнь... Я для того и на океанологический пошла, чтоб помогать тебе. Ведь у нас одна цель — покорить Каспий. Это твои идеи. Я была девчонкой, когда ты пришел к нам на маяк и я впервые услышала о дамбе. Это мне понравилось, а потом захватило целиком. |