У нас в Претории, если черный посмеет поднять руку на белого…
— Т-с-с, — зашипел Джем. — Стоит тебе чуть выпить, сразу болтать начинаешь. Иди проспись.
Олдмонт не успел уйти далеко. Он торопился достичь оживленной улицы и шел очень быстро — насколько позволяло его изрядно изношенное сердце. Но они, разумеется, знали более короткий путь и, когда Олдмонт свернул на очередную неосвещенную улочку, преградили ему дорогу.
Когда-то бывшему оперативнику управления стратегических служб, прошедшему хорошую подготовку в лагерях, где обучались люди для заброски в немецкий тыл, двое противников совсем не были страшны. Но теперь подобная схватка могла стать для него последней.
Нападавшие стали обходить его с двух сторон. В руке одного из них Олдмонт увидел удавку — тонкую, но прочную нить с двумя деревянными ручками, что-то вроде детской скакалки. Ее набрасывали на шею, человек терял равновесие, начинал задыхаться, рвать руками нервущуюся петлю и становился легкой добычей нападающих.
Олдмонт напал первым. Высокий таиландец с удавкой был, несомненно, опаснее, и Олдмонт ударил его в пах. Тот согнулся от боли, и Олдмонт ткнул ему в ухо карманный электрический разрядник — на несколько минут один был выключен из драки.
Второй, на вид совсем молодой, в цветной рубашке навыпуск, почуяв опасность, вел себя осторожнее. Из рукава его рубашки высовывалось лезвие ножа. Олдмонт пытался несколько раз выбить нож ногой, но противник легко уходил от удара. Олдмонт весь сжался, как пружина, стараясь не пропустить ни одного движения, здесь все решали считанные доли секунды. Холодно блеснуло лезвие, и Олдмонт еле успел пригнуться. Нож, брошенный опытной рукой, рассек левое плечо, но неглубоко. На Олдмонта обрушился град ударов, которые он с трудом отражал, отступая к стене. Если схватка затянется, поднимется второй.
Решив, что Олдмонт слабеет, противник, зачем-то оскалив зубы, с диким криком бросился на него. Резким движением Олдмонт отодвинулся и ребром ладони ударил его по шее, затем изо всех сил стукнул головой об стену. Отпустил. Тот медленно сполз на землю.
Олдмонт бросился прочь. В конце улицы он оглянулся: его никто не преследовал.
Хоукс проснулся с сильной головной болью, но в общем-то здоровым. Какая страшная история произошла с ним вчера!
Он так и не понял, чего хотел от него тот человек, который избил его у машины. Он говорил о каком-то грузе, который Хоукс должен ему передать. Что за груз?
Какое счастье, что его подобрали двое американцев! Они спасли его, должно быть, от верной смерти. Они, кажется, даже соседи по этажу. Надо чуть попозже зайти поблагодарить.
Телефонный звонок отвлек его от нескончаемых размышлений о событиях вчерашнего дня.
— Мистер Хоукс? — Голос был незнакомый. — Это говорит Олдмонт. Мне передали вашу записку…
— Да, да, — закричал Хоукс, — как хорошо, что вы позвонили. Я прилетел специально из Штатов, чтобы…
Фил осекся. Ему не хотелось так сразу обрушивать на Олдмонта трагическую новость. Что бы он ни думал о причинах, побудивших Олдмонта уехать подальше от семьи, и о его отношении к жене, но смерть близкого человека — печальное событие. Надо как-то подготовить собеседника к этому известию.
— У меня очень важный разговор к вам, касающийся ваших семейных дел, — уже осторожнее продолжал Хоукс.
— Что-нибудь случилось? — Голос Олдмонта был ровный, спокойный.
— Мне хотелось бы обсудить это при встрече с вами.
— Ну что ж, давайте встретимся ровно в двенадцать, — согласился Олдмонт, — записывайте адрес. Это тихое кафе, недалеко от “Амбасадора”.
Положив трубку, Хоукс вытащил из чемодана свежую рубашку, из портфеля бумаги, которые в страховой компании передал ему Клинтон. |