Славик в ту пору работал милиционером и занимался охраной Партизанского водохранилища. Коллеги по работе любили его за открытый и добрый характер, хотя и считали его парнем с придурью, поскольку он никогда не употреблял спиртного и каждую свободную минуту тренировался. Так что никто не возражал, когда Славик отмечался в журнале, а потом исчезал в лесу до момента, когда снова было необходимо отметиться или показаться на глаза начальству.
Ли сделал жест левой рукой, означавший одновременно и приветствие, и то, что первые три часа тренировки должны проходить в полном молчании. Славик, не прерывая упражнения, поворотом головы дал мне знать, что его радует мое появление.
Тренировки, проходящие в полном молчании, Ли ввел почти с самого начала моего обучения. Иногда он тоже молчал, иногда что-то говорил, но нам говорить было категорически запрещено.
На первых порах мне было трудно привыкнуть соблюдать полное молчание, особенно когда нужно было задать вопрос по поводу непонятной техники или движения. Однажды я, отвлекшись, нарушил запрет, и тут же получил увесистую оплеуху, которая навсегда приучила меня контролировать свое поведение.
– Жажда заменять осознание и действие словами принимает у европейцев болезненные формы, – сказал Учитель. – Сохранение молчания избавит тебя от излишней говорливости, доходящей у европейцев до того, что говорящий слушает только себя и никого другого. Когда я разрешаю тебе говорить, ты в погоне за собственными ускользающими мыслями даже не дослушиваешь до конца ответ и, не осознав полученную информацию, еще не получив ответ, уже задаешь следующий вопрос. Для воина Спокойных задать новый вопрос, не уделив достаточного внимания ответу на предыдущий, считается смертельным грехом, потому что таким образом убивается знание. Человек, лишенный привилегии задавать вопросы, теряет возможность перекладывать поиск ответа на других и учится искать ответы сам, развивая тем самым скорость и остроту мышления.
Ли жестом дал знак Славику закончить упражнение и начать со мной легкий разминочный спарринг. Я улыбнулся, подумав, что мне предоставляется прекрасная возможность безнаказанно побить милиционера в форме.
Потом Учитель приступил к показу новой техники. Молниеносным движением подскочив к Славику, он нанес ему ощутимый удар-касание в область носа, и голова моего напарника запрокинулась, обнажив горло. Костяшки пальцев Ли обозначили удар в горло. Его пальцы были слегка раскрыты, и создавалось впечатление, что при ударе не полностью сжатый кулак начинал проваливаться в горло атакуемого, в то время как постепенно раскрывающиеся пальцы скользили в выемку между ключицами.
Удар, поражающий горло, давал возможность перехода к другим действиям – или к захвату за ключицу, или к поражению зоны между ключицами, или к воздействию на нервный центр, расположенный рядом с межключичной выемкой. При нажатии на этот центр тело под действием боли разворачивалось, ноги подкашивались, и человек со всего маха падал на землю.
Учитель как всегда выполнил прием на грани сильной боли и травмы, но не причинил Славику никакого вреда. Причинение боли при показе приемов было необходимо для ощущения реального действия приема в бою, чтобы спровоцировать так называемые «предусмотренные реакции» или телодвижения, рефлекторно выполняемые телом под действием испытываемой боли. Зная предусмотренные реакции, можно было предсказать поведение противника и продолжить атаку соответствующим действием.
Например, при ударе по глазам, в зависимости от направления этого удара, атакуемый мог повернуть голову или опустить ее, наклониться или развернуться, открывая тем самым новую уязвимую зону.
Мы стали по очереди отрабатывать связку, показанную Ли, варьируя направления ударов и разучивая предусмотренные движения и соответствующие им действия. Удары Славика были болезненными, но я к этому уже привык и не реагировал на болевые воздействия так остро, как раньше. |