— Если хочешь знать, в наших с Уилфредом отношениях сложностей хоть отбавляй!

Виктор не произносит ни слова.

— Сегодня я попыталась распутать этот клубок, но лишь усугубила положение! — восклицаю я. Меня передергивает. — Даже вспоминать страшно о нашем с Уилфредом так называемом разговоре!

Виктор молчит. Мне становится стыдно. Повышаю голос, что-то доказываю, как будто это он обратился ко мне с просьбой, а не я к нему. Вздыхаю.

— К тому же он теперь с Селеной… — добавляю гораздо тише.

— Уилфред сам тебе сказал, что он с ней? — спрашивает Виктор.

Качаю головой.

— Нет. Но тут и говорить нечего, и так все ясно — куда он, туда и она.

Виктор поджимает губы и задумчиво трет пальцем висок.

— Знаешь, сегодня я внимательнее понаблюдал за ними… По-моему, Селена для Уилфреда все равно что тень.

— Тень? — Нахмуриваюсь.

— Ну, он ее совершенно не замечает, а отделаться от нее, как от тени, просто не может.

Криво улыбаюсь.

— В том-то и дело, что никакая она не тень. От назойливой женщины при желании можно отделаться в два счета.

— Как? — спокойно спрашивает Виктор.

Нетерпеливо вскидываю руки.

— Как угодно! Разок поговорить с ней четко и жестко.

— А если слова не помогают? — спрашивает Виктор. — Не бить же ее?

На секунду-другую задумываюсь и хмыкаю.

— Не знаю… Кстати, огромное тебе спасибо. Ты так здорово сыграл свою роль!

Виктор улыбается.

— Я старался.

— Откуда ты знаешь про мою диссертацию? — изумленно спрашиваю я.

— Роланда мне все уши о ней прожужжала, — весело и беззлобно говорит Виктор.

— Серьезно?

— Мать тобой очень гордится.

— Нечем тут гордиться… — говорю я, грустнея при мысли о том, что я, в отличие от Лауры, не в состоянии порадовать маму тем, что в каком-то смысле дарит надежду на бессмертие. Дети не идут ни в какое сравнение с дипломами и научными степенями.

Виктор берет меня за руку и ободряюще пожимает ее.

— Вот увидишь — все наладится.

Качаю головой.

— Нет, теперь тут нечего налаживать. Я больше не буду ездить на ипподром.

Виктор хитро прищуривается.

— Серьезно? А мне показалось, что ты всем сердцем полюбила Джоан? И она тебя…

— Джоан? — переспрашиваю я.

— Лошадку, на которой ты даже не посидела, — объясняет Виктор.

— Джоан, — задумчиво повторяю я, снова видя перед собой удивительный взгляд лошади, даже чувствуя ее тепло.

— К тому же, если ты больше никогда там не покажешься, Уилфред поймет, что мы ему наврали. Догадается, что сегодня ты ездила туда лишь затем, чтобы напомнить ему о себе. Получится глупо.

Напряженно размышляю над его словами. Он отчасти прав. Но не повлечет ли за собой новая встреча с Уилфредом поток новых обвинений? Я подобного больше не вынесу.

Вспоминаю, как мы расстались, и чувствую себя бесконечно униженной. Но вместе с тем возгораюсь и другим желанием: доказать Уилфреду и самой себе, что я выше этих глупостей и что мне нечего скрывать. Если я перестану ездить на ипподром, он лишь уверится в том, что я бессовестная изменница. Но ведь это плод его воображения, только и всего. Уилфред, если ему подобные нелепости доставляют удовольствие, пусть, сколько его душе угодно, упивается своей бредовой выдумкой. Мне же надо жить дальше, не оглядываясь на него.