Весь учебный год у него находилось слишком много других важных дел, но Лазарев прав: надо было выбрать время и прийти на консультацию. Ни с чем он, Руслан, нормально справиться не может. Ни с учёбой, ни с работой, ни с личной жизнью.
— Идите, молодой человек. До конца сессии, то есть до третьего июля, жду от вас хотя бы план работы и базовый список литературы.
Руслан невнятно попрощался и вышел.
Ну почему он не сказал тогда Полозу: “С той бабкой я расквитался — отправил к ней падь!”
Кто знает: может, этого хватило бы, чтоб всё не зашло так далеко? Каждый день Руслан прокручивал в голове тот разговор с Полозом. И с каждым разом находил всё больше причин для того, чтобы себя презирать и ненавидеть.
Нет, он не поехал бы со Змеями, если бы история повторилась. Но повёл бы себя иначе, не допустил бы такого финала.
На выходе из университета ему преградил дорогу незнакомый парень в не по-летнему строгом костюме. Руслан вынул наушник и услышал:
— ...вы ведь Руслан Николаевич? Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Парню на вид было столько же, сколько самому Руслану. Деловой костюм не делал его взрослее, скорее придавал сходство с выпускником.
— Меня зовут Максим Кошкин. Я из спецотдела.
Парень вытащил из кармана пиджака удостоверение, похожее на полицейское. Внутри значилось: “Кошкин Максим Ингварович, стажёр специального следственного отдела” и нечитаемый набор заглавных букв. Фото парня. Две солидные печати.
— Я, честно говоря, в первый раз вижу удостоверение спецотдела. Вы не будете возражать, если я позвоню вашим коллегам?
— Да, конечно, — вздохнул Максим Кошкин.
Руслан позвонил в спецотдел и убедился, что у них действительно есть стажёр с таким именем и что он действительно должен задать Руслану несколько вопросов в связи с недавним инцидентом в Рябиновке.
Они нашли скамейку в университетской роще подальше от любопытных глаз и ушей. Максим откашлялся, достал блокнот и ручку и сказал:
— Итак, Рябиновка. Скажите, между вами и Авдотьей Никитишной действительно имел место конфликт в ноябре прошлого года?
— Да, можно сказать и так.
Кошкин кивнул, что-то помечая в блокноте.
— Хорошо, а Авдотья Никитишна спрашивала ваше согласие на процедуру лишения дара?
Руслан помолчал, вспоминая тот злополучный вечер, потом сказал:
— Нет. Обещала нормальную жизнь без дара, но вопросов не задавала.
— Понятно. Она пыталась помешать вам, когда вы высказали своё нежелание проходить процедуру?
— Сама — нет, но подначивала родителей меня задержать.
— Кстати, родители действительно привезли вас в Рябиновку, не сказав, зачем именно?
— Нет, не сказали.
— Понятно. Больше вопросов нет. Остальные детали нужно обсуждать с вашими родителями. Да, ещё одно: вы намерены написать заявление в отношении действий Авдотьи Никитишны?
— А это поможет? — перед мысленным взором Руслана предстали обездвиженные Змеи и смеющаяся бабка.
— Хм, смотря что вы имеете в виду...
— Её накажут? Я так понял, что она сотрудничает с вами, со спецотделом.
Стажёр спрятал блокнот и ручку. Помолчал, стирая несуществующие пылинки с сумки, потом сказал:
— Да, она работает с главным управлением. Не городским даже, областным. Её скорее всего оштрафуют и вынесут предупреждение. Должны, по крайней мере, она ведь пыталась нарушить ваши права! — он немного подумал и добавил. — Я бы на вашем месте написал.
— А у мамы с папой не будет проблем из-за этого? Они же меня привели...
— Это сложный вопрос, — отозвался Кошкин. — Прецеденты лишения видящего дара по воле родственников были, но давно. И тогда пострадавшие добивались наказания и для исполнителей, и для родственников. |