| . – Итак, Сэйди пропала до будущей недели, – улыбнулся преподобный отец: – А теперь, Хьюстон, вам пора. Ваш отец… – Отчим, – поправила она. – Да, отчим, но, его гнев будет не меньшим, как бы мы его ни называли. – Энн и Тайя уже вернулись со своими повозками? – Давно. А теперь уходите отсюда. – Да, сэр, – она улыбнулась. – До следующей среды, – бросила она, выходя через парадную дверь, и торопливо направилась домой. Глава 1   Май 1892 года Хьюстон Чандлер прошла почти полтора квартала, стараясь выглядеть как можно более спокойной, и остановилась перед трехэтажным домом в викторианском стиле, который в городе называли Особняком Чандлеров. Приведя себя в порядок и поправив прическу, она поднялась по ступеням. Она оставила свой зонтик в маленькой прихожей и, направляясь в комнату, услышала, как отчим закричал на ее сестру: – У себя дома я не потерплю таких выражений! Ты называешь себя врачом и думаешь, что это дает тебе право вести себя неприлично, – но не в моем доме! – кричал Дункан Гейтс. Блейр Чандлер, похожая как две капли воды на свою сестру-близняшку, смотрела на мужчину, который был на несколько дюймов ниже ее, но был крепок как камень. – С каких это пор это ваш дом? Отец мой… Хьюстон вошла в гостиную и встала между сестрой и отчимом. – Не пора ли обедать? Думаю, нам надо идти. Повернувшись спиной к отчиму, она умоляюще взглянула на сестру. Блейр отвернулась от них, явно раздраженная. Дункан взял Хьюстон под руку и провел ее по лестнице в столовую. – У меня есть по крайней мере одна порядочная дочь. Хьюстон поморщилась, услышав это часто повторяемую фразу. Она не любила, когда ее сравнивали с Блейр, но еще меньше она любила, когда сравнение было в ее пользу. Они сели за большой обеденный стол красного дерева, уставленный хрусталем, фарфором и серебряными приборами. Дункан сидел во главе. Опал Гейтс в конце, а сестры напротив друг друга по сторонам стола. Мистер Гейтс тут же принялся за свое. – Тебе необходимо подумать, как бы порадовать свою мать, – сказал Дункан, пристально глядя на Блейр, в то время как перед ним ставили одиннадцатифунтовый кусок жареного мяса. Он взял нож и вилку. – Неужели ты такая эгоистка, что больше ни о ком не заботишься? Значит ли для тебя что-нибудь мать? Крепко сжав губы, Блейр посмотрела на мать. Опал была лишь бледной копией своих прекрасных дочери. Было ясно, что если у нее и был когда-то дух, то он либо весь вышел, либо был глубоко похоронен. – Мама, – сказала Блейр, – ты хочешь, чтобы я вернулась в Чандлер, вышла замуж за какого-нибудь толстого банкира, родила дюжину детей и бросила медицину? Опал нежно улыбнулась дочери и взяла порцию баклажанов с блюда, которое держала перед ней служанка. – Я хочу, чтобы ты была счастлива, дорогая, и я считаю, что твое желание спасать жизни людей очень благородно. Блейр с торжеством перевела взгляд на отчима. – Хьюстон махнула рукой на свою жизнь, только чтобы угодить вам. Этого вам недостаточно? Вы и меня хотите сломать? – Хьюстон! – взорвался Дункан, сжимая большой столовый нож, так что суставы его пальцев побелели. – И ты позволяешь своей сестре говорить такие вещи? Хьюстон посмотрела сначала на сестру, а потом на отчима. Ни при каких обстоятельствах не собиралась она становиться на чью-либо сторону. После свадьбы Блейр вернется обратно в Пенсильванию, а Хьюстон останется здесь со своим отчимом. К счастью, она услышала, как внизу служанка объявила о прибытии доктора Лиандера Вестфилда. Хьюстон поспешила встать. – Сьюзен, – сказала она прислуживающей девушке, – поставь еще один прибор. Лиандер вошел в комнату большими, уверенными шагами.                                                                     |